Истребитель драконов

Феликс вспомнил, что нечто подобное видел ранее в Пустошах Хаоса. Весьма похоже на результат воздействия искривляющего камня.

Малакай остановил свою повозку и начал копаться там, что–то разыскивая. Одно за другим он доставал оттуда устройства, которые вешал на грудь. Кое–какие из них Феликс узнал. Одно было переносной многоствольной пушкой того вида, что Варек использовал в Караг–Думе. Другие были крупными бомбами, которые он прицеплял на свой патронташ. Последним была полая длинная труба, которую он зарядил здоровенной пулей, прежде чем повесить за плечо.

— Тепер я готов нанести невелыкий визит чудищу, — произнёс Макайссон, спускаясь по склону.

Готрек кивнул в знак согласия и провёл большим пальцем по лезвию своего топора, оставляя на том капельки крови.

— Выходи, дракон! — завопил он. — Мой топор жаждет крови.

— Хотелось бы, чтобы ты этого не делал, — тихо пробормотал Феликс.

Готрек направился вниз по тропе, плечом к плечу с Малакаем.

— Снорри думает, то будет славный бой, — заявил Снорри Носокус и, подняв оба своих оружия, отправился вслед за ними.

— Интересно, если тут поблизости какая–нибудь овца? Мне не помешало бы расслабиться, — произнёс Бьорни, затем пожал плечами и затопал вниз по склону.

Гримме пошёл с ним. На вершине холма остались стоять лишь люди, Стег и Улли.

— Полагаю, кто–то должен охранять повозку, — заявил Улли.

Он выглядел пристыженным. За это Феликс его не винил. Он и сам не стремился к встрече с драконом.

— Я думаю о том же, — сказал Стег. — В ней, должно быть, полно ценных вещиц.

Улли и Стег посмотрели друг на друга. Оба выглядели смущёнными.

— Я думал, что Истребители стремятся к героической смерти, — заметил Феликс.

— Я тоже, — согласилась Ульрика.

Улли разглядывал свои ноги. Стег уставился в небо. Оба выглядели весьма испуганными.

Феликс покачал головой, затем зашагал в долину дракона. Ульрика и её телохранители последовали за ним, держа луки наготове. Макс одарил Улли и Стега взлядом, в котором сочеталось сочувствие и презрение, и отправился в долину.

К своему ужасу Феликс обнаружил, что под ногами что–то хрустит. Посмотрев вниз, он увидел, что шагает каким–то чёрным ломким палкам. Не сразу он сообразил, что это обугленные кости.

— Ладно, как я предполагаю, теперь мы знаем, что произошло с остальным народом, который приходил сюда, — прошептал он.

Хотел бы он разговаривать смело и громко, но нечто в самом воздухе заставляло его сохранять тишину.

— Да, — согласилась Ульрика, затем прибавила, — а я–то думала, что мы всегда это знали.

Это прозвучало так, словно его комментарий она полагала идиотским. В каком–то смысле так и было, признавал Феликс. Он сделал глубокий вдох и постарался успокоиться. Его пальцы сомкнулись на эфесе меча, что придало ему свежих сил и решимости. Феликс чувствовал, что должен бы негодовать по поводу насильственного захвата своего тела и воли предназначением меча, но в действительности, он был за это признателен. Феликс гадал, смог ли он вообще думать о том, чтобы приблизиться к громадному чудищу, если бы не носил это оружие? Его изумляла смелость Ульрики и её телохранителей, которых даже и быть тут не должно, и которые не имели магического меча, поддерживающего их своей силой.

Феликс полагал, что его мужество прошло испытание прежде, в битве с Кровожадным в глубинах Караг–Дума, но эта ситуация некоторым образом была ещё хуже. В древнем городе гномов возможности убежать не было. Вместе с гномами он оказался в ловушке. Ничего не оставалось, кроме как встать и сражаться. Находиться же здесь не было необходимости.

Ничто не удерживало его от того, чтобы бежать прочь, или вернуться в компанию Улли и Стега. Здесь нет армии Хаоса, которая блокирует обратный путь, как было в Караг–Думе. Он не находится глубоко под землёй. Феликс сознавал, что по некоторым причинам его даже не связывает более клятва следовать за Готреком. Всего лишь недавно он наплевал на всё это, предлагая Ульрике сбежать. И вот теперь он углубляется в туман, шагает в направлении драконьего логова, руководствуясь, по всей видимости, собственным свободным выбором.

Но, если подумать, не всё так просто. Он по–прежнему целиком захвачен сложным стечением событий, отношений и чувств. Он по–прежнему чувствовал некоторую преданность к Готреку. Он не желал выглядеть трусом перед Ульрикой и остальными. Он не желал собственноручно уничтожить представление о своей персоне. Он сознавал, что презирает Улли и Стега за их трусость, хотя и слишком хорошо понимал их чувства. Он не желает походить на них. Он не желает, чтобы Ульрика, Макс и остальные думали о нём подобным образом.

И не было лёгких путей к отступлению. В горах полно орков и бандитов — одному человеку не пробиться самостоятельно, даже в сопровождении двух трусоватых гномов. Феликс гадал, сознают ли это Улли и Стег? И он подозревал, что за всеми ощущениями стоит магия его же меча, подталкивающая Феликса в желательном мечу направлении.