Два мира были видны князю Воланту: первый был иллюзорным, полным боли и сомнений, а второй был настоящим полным жизни, которую ещё предстоит прожить, местом, где будет достигнуто взаимопонимание. Он один в княжестве мог видеть так далеко и так полно, и его наряд был призван символизировать двойственность этого видения. Как и его подчинённые в Могильной страже он носил чёрную лакированную броню и плащ из перьев, однако его шлем имел собственный церемониальный облик. Он был сделан весьма хитро: одна сторона напоминала рычащее лицо, обсидианово-чёрное и шокирующе свирепое, другое же было отбелено до цвета кости и имело безмятежное выражение. У Рассветного князя была привычка, возможно бессознательная, поворачиваться той стороной, какая больше всего подходила к его настроению в данный момент. Когда он посмотрел вниз со своего седла на лорда Ауруна, на того уставилась только чёрная сторона княжеской личины.
Его «конь» был скелетом ящера, сверкающие кости скакуна были выкрашены в тот же чёрный цвет, что и доспехи. Когда он спрыгнул с его спины, дракон тут же со щелчком расправил свои крылья. За Волантом выстроились рыцари королевского отряда Могильной стражи, сверкая наточенными косами и развевающимися вымпелами. Их скакуны были меньшими родичами того, на котором ехал князь. И это было впечатляющее зрелище. Прежде Аурун не удостаивался столь представительного посещения. На самом деле, на его памяти вообще никто не удостаивался подобного.
За флагами виднелось не столь приятное напоминание о могуществе князя. Над головами рыцарей раскачивались десятки висящих на жердях цилиндрических клеток, где томились жалкие отощалые грешники, раздетые донага и покрытые рунами. То были Зарешечённые. Князь счёл недостойными тех, кто не сумел защитить непогребённых. Некоторые уже испустили дух и безвольно болтались внутри клеток, но другие протянут ещё несколько дней, и их вопли постепенно умолкнут, когда они скончаются от ран или жажды.
— Ты получил мой приказ? — спросил князь. Он говорил тихо, но слова вырвались из его шлема, подобно удару колокола.
— Да, ваше высочество, — ответил Аурун, стараясь не выказывать страха перед своими людьми. — Но посланник был ранен и ошеломлён. Его слова не имели смысла. И, боюсь, он прожил не дольше нескольких дней. Да и в любом случае — я бы не выполнил приказ.
Князь пристально посмотрел на Ауруна. Они стояли снаружи крепости, недалеко от того места, где путь поднимался к распахнутым настежь Северным вратам. Бесплодные местечки были одной из самых больших крепостей в княжестве, уступая лишь дворцу самого князя, Незыблемой крепости. Свет непогребённых исходил от стен и вспыхивал на косах рыцарей, мешая Ауруну разглядеть князя. Ему пришлось поднять руку к глазам, чтобы защититься от сияния. Из клеток раздавались отчаянные вопли Запрещённых, пока они молили о милосердии. Аурун знал, что они зря теряют время. Князь Волант был известен многими вещами. И милосердия среди них не значилось.
— Мы прошли долгий путь, чтобы добраться до вас, лорд Аурун, — заговорил один из капитанов князя.
Аурун вздрогнул, ошеломлённый тем, как запросто обратился к нему один из нижестоящих.
Он сдержал гневный ответ, сознавая, что князь по-прежнему смотрит на него, и отступил, взмахом руки, показывая рыцарям, чтобы они проезжали через ворота. Пока мимо громыхали бессмертные скакуны, он подозвал конюхов и слуг.
— Дайте мне несколько минут, — сказал князь, когда помощники забрали его дракона. Аурун и сам был немалого роста, но князь возвышался над ним, ростом восемь или девять футов, в своей лакированной броне он казался чёрной плитой. Его голос напоминал эхо в гробнице. — После чего присоединяйтесь ко мне в главном зале. У нас всего несколько часов на подготовку.
Аурун колебался, растерянный. Он ждал этого момента годы, а теперь, когда он настал, то всё было совсем не так, как ему представлялось. Он поклонился и уже собирался ответить, когда заметил, что князь уже ушёл, окунувшись в суету слуг и придворных, заполнившую двор.
Корсос выглядел таким же шокированным, как и Аурун.
— Несколько часов, чтобы подготовиться, к чему?
Аурун покачал головой.
Колонна рыцарей ещё въезжала в ворота, и, пока они проезжали мимо него, Аурун заметил, что многие были ранены, их доспехи были побиты и поцарапаны, как будто они сражались с какими-то зверьми. Их лица покрывала кровь, багровая корка резко контрастировавшая с костяной белизной кожи, многие выглядели немногим лучше, чем Зарешечённые, подвешенные над их головами. Однако ещё более шокирующим было их количество.
— Это всё? — удивлённо спросил Корсос, широко раскрыв глаза и тяжело опёршись на посох. Они оба шокировано переглянулись, когда поняли, что больше ни один рыцарь не спускается по пути, ведущему к крепости.
— Их не больше пары десятков, — проговорил Аурун, качая головой. — Я думал, это было величайшее воинство, когда-либо выходившее из врат крепости. Неужели непогребённые ничего не сообщили вам? Разве они не упоминали о положении князя?
По виду Корсоса было очевидно, что он чувствует себя неудобно.