Готрек и Трахос пролетели, а не прошли последние несколько футов, просто спрыгнув вниз, и приземлились рядом с Маленет, кашляя и отдуваясь.
Пока она помогала им подняться, вокруг продолжали валиться трупоеды, врезаясь в поверхность дороги со страшными хрипящими стонами. Маленет разобралась с первыми двумя, её кинжалы неистово метались туда сюда, кромсая серую плоть. Затем к ней присоединились оправившиеся Готрек с Трахосом, занявшиеся оставшимися гулями.
По мере того, как дорога поднималась всё выше, она начала меняться. Железные и костяные стойки раздвинулись, вытянувшись подобно пальцам руки, превращаясь в веер. Прошло несколько секунд, а затем Маленет рассмеялась, догадавшись, какую форму принимает дорога. Участок дороги, поднявшийся в воздух, на высоту почти пятьдесят футов, создал часть сложной скульптуры — пару древних клёпаных крыльев с такими же спиральными отметинами, которые Маленет заметила в храме.
— Мотылёк? — спросила она, оглядываясь на Лхосию.
Жрица же с удивлением взирала на преображение дороги. Впервые с тех пор, как она нашла останки своей семьи, что-то, казалось, сумело затмить собой её горе.
— Предвестник, — кивнула она. — Ждёт здесь с древнейших дней. Готов служить.
Маленет резко дёрнулась в сторону, чтобы срубить ещё парочку трупоедов, свалившихся на их сторону крыльев.
— Очень красиво. Но, думаю, нам не стоит слишком уж долго предаваться восторженному созерцанию.
Готрек кивнул. Он тяжело дышал и с ног до головы покрыт кровью пожирателей плоти. Обычно, после подобной жестокой схватки, он казался довольным собой, сейчас же с яростным выражением на лице уставился на руну в груди.
— Готрек? — окликнула его Маленет, пытаясь вырвать из задумчивости.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться на ней, но даже тогда, казалось, он явно думал о чём-то другом.
— Он пытается… — дуардин покачал головой, выглядя всё более раздраженным.
— Кто пытается что? — поинтересовалась Маленет. И в лучшие времена Истребитель был угрюмым, но теперь он выглядел и вовсе сбитым с панталыку.
— Проклятый Гримнир, — буркнул Готрек и хлопнул мясистой рукой по груди, закрывая лик бога-убицы. — Пока я сражался, потерявшись во славе битвы, руна дала мне свою силу.
Она кивнула.
— Это пра-золото. Огненные убийцы не забивают их в свои тела просто для удовольствия. Ты это знаешь. Эта руна делает тебя сильнее с тех самых пор, как ты забрал её у ложи Унбак, — он покосилась на груды трупов, подняв бровь. — И прежде ты не жаловался.
— Но Гримнир всё ещё пытается пролезть мне в голову! — он ещё крепче сжал руну, как будто хотел вырвать её. Он говорил сам с собой в той же степени, что и с Маленет. — Всё ещё пытается изменить меня.
Готрек убрал руку от груди и, яростно сдвинув брови, уставился на руну.
— Он пытается превратить меня в себя. Каждый раз, когда я использую эту клятую штуковину, становится только хуже, — Готрек снова ударил себя в грудь. — Выкуси, Гримнир! Я — Готрек, сын Гурни! И я хочу остаться им, — он провёл пальцами по пробивающимся в бороде золотым прожилкам. — Этого ж не было, пока я не получил руну?
Она покачала головой.
— Больше никогда! — прорычал Готрек. — Я убивал демонов и драконов без твоей помощи, Гримнир, — он затопал по дороге, всё ещё браня руну, оставляя за собой ошмётки кровавой плоти и куски волос.
Лхосия последовала за ним, прижимая к себе крошечный кокон со своим предком и что-то тихо нашёптывая ему.
Трахос похромал следом, его голова тряслась, а суставы доспеха искрились молниями. Идя, он бормотал себе под нос один из своих гимнов, празднуя их победу решительным однотонным пением.
Маленет смотрела за уходом странной троицы и недоумённо покачала головой.
— Я здесь единственная в здравом уме? — вопросила она флакон с кровью, висевший у неё на шее.
Двенадцатая глава. Рассветный князь
Лорд Аурун наблюдал, как спящую девочку поднимают в телегу. Возница бережно положил её рядом с другими спящими детьми. Ей было лет пять или шесть, и она была моложе всех остальных, укрывшихся одеялами и спальными мешками и казалась совсем крошечной. Когда телега тронулась, девочка выглядела такой слабой и беззащитной, как младенец. Чувствуя, как его пульс забился чаще, он стукнул косой по земле. «Я не подведу их, — подумал он. — У меня есть силы, чтобы сделать это и я не подведу».
— Никто не осудит тебя, если ты уйдёшь, — раздался голос позади него.
— Все будут судить меня, — ответил Аурун. — И прежде всего — непогребённые. И они будут правы.