Сорок дней и сорок ночей кормил старик мясом и жиром птицу. Выросли на ее крыльях перья, опять как молодая стала она. И в один день поднялась со двора старая сова и вперед полетела, а я поскакал за нею на коне. Птица по небу летит, а тень ее по земле бежит. Я смотрю на тень и еду за нею. Ранней весной на дорогу мы вышли, а кончилась наша дорога осенью. Вон и дым видим, тихонько от крыш поднимается. Близко подошли мы к городу. И тут старая сова попрощалась со мной и назад полетела. А я один, как сирота, остался у городских ворот. Вошел я в город и увидел: сидят там мастера, ряд в ряд, от ворот и до конца города. В одной стороне стук молотков слышен, в другой стороне громко люди говорят, тут для чарухов мнут шкуру буйвола, по камню ее ударяют, там шерсть бьют. Один другому совет дает, тот примет его и свой совет дает от сердца. Понял я тут, что в этом городе каждый – учитель другого и каждый – ученик его. И постыдился я – как я мал перед ними! «С какого ремесла мне начать? – подумал я. – К какому мастеру подойти, перед каким склонить свою голову?».
К одному подошел, что на кувшинах из золота, на мисках из серебра выбивает молоточком узор за узором. Так украшены кувшины и мисочки, что посмотришь на них – и глаза опустишь. Поглядел на меня мастер и сказал: «Сядь подле меня, брат! Хочешь, научу тебя этому ремеслу, может, и ты чему меня научишь».
Сел я тут, наклонил голову и взял молоточек в руки. День ли прошел или два, а на третий день сделал я кувшин. Взял мастер кувшин в руки, посмотрел, посмотрел и сказал: «Хорошо ты потрудился. Иди, сын мой, кувшин тут останется, а узор его не забудь, храни в своем сердце!»
Пошел я дальше. И вот сидит другой мастер, Нумруд зовут его. Что хочешь из дерева он делает. Точит его, гладит – блестит дерево, будто масло, гнется в руках, как камыш, а не ломается. А там вот еще мастер сидит. Большой камень перед ним. Нахмурил свои брови мастер. Никого не видит, глаза его только на камень и смотрят. С одной стороны и с другой стороны молотком ударяет, и вижу – вдруг стал тот камень горным бараном. У нас на могилы такие ставят. А того каменного барана каждый из вас поставил бы на могилу отца или матери. Склонил к себе мое сердце этот мастер, долго я смотрел на него, но тут будто кто сказал мне: «В ту сторону посмотри!» Обернулся я и вижу: сидит на циновке старик и курит трубку, а рядом лежат разные-разные рыбьи кости. Тихонько берет он одну косточку, берет другую и делает из них красивую люльку. Как невеста на ковер для свадьбы один красивый узор подле другого кладет, так и тот мастер косточку к косточке подбирает, а где сойдутся они, ставит там звезду и цветочек из перламутра. Увидел я эту люльку и все забыл на свете. Стою, будто к земле прирос. Поднял голову старик, посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Люлька моя, а ребенок пусть твой качается в ней, если он есть у тебя». «Ой, отец старый, красивые ты делаешь люльки! Выучи и меня этому ремеслу. Если хоть долю своего умения ты мне подаришь, сам сделаю я люльку моему сыну. Люлька будет сыну моему, а тебе будут песни, что мать запоет, люльку качая».
«Пусть будет, как ты хочешь, сын мой, – ответил старик. – Смотри: вот эта косточка – сестра той косточки, рядом сплети их. Та косточка играть будет в узоре, а эти вот две большие будут ножкой у люльки, эти на спинку пойдут. Тут звездочкой свяжи, тут сядет цветочек из перламутра».
Слушал я старого отца, что он говорил, то я и делал. А потом замолчал старик, а глаза его все на мои руки смотрят. И сон я забыл, не ел я и не пил – все косточку к косточке подбирал, пока не закончил свою люльку. Посмотрел старик на нее, покачал, покачал люльку другой рукой и сказал: «Еще не догнал ты меня в ремесле, юноша, но догонишь. Хорошо сделал ты люльку».
Встал я тогда, поклонился старику и сказал: «Спасибо тебе, старый отец! Вот с руками я родился, но до этого дня будто был безруким. Ничего не умел я делать. Все рыбу едят, косточки бросают на землю, а ты из этих косточек на радость людям, смотри, какие делаешь подарки! Унесу эту люльку с собой далеко отсюда, в свое царство. Покажу там всем нашим мастерам, пусть знают, что могут руки сделать, когда человек работает от сердца. Один придет – посмотрит, другому расскажет, а третьего, может, и я научу, как ты научил меня». Попрощался я со стариком, как отцу, поцеловал ему руку, взял люльку и пошел своей дорогой. А теперь вот я тут с вами стою. Видите – и эта люлька со мною».
«Хорошо ты сказал, юноша, – говорит сын ашуга. – Если и правду ты говорил, мы как сказку слушали. И люлька красивая, другой такой не найти на свете!» А сын проводника царских караванов провел пальцами по люльке от узора к узору и сказал: «Чего только не сделает человек! Смотри, сын царя, когда вернешься домой, не забудь – поклонись до земли своей жене. Большой у этой женщины ум! А теперь про нашу жизнь послушай. Скорее, сын ашуга, открывай свой хурджун. Ложь ты там оставь, а правду нам покажи». И тут сын ашуга стал рассказывать.