Церура прошептал какие-то слова, и свет снова хлынул в глаза Маленет, а воздух ворвался в её лёгкие. Она закашлялась и расплевалась, пытаясь избавиться от крови, но никакой крови у неё во рту не оказалось. Маленет села, обнаружив прямо перед собой вытянутую и скорбную физиономию Церуры.
– Что это за амулет у тебя? Там внутри есть дух, – нахмурился он.
Она сердито глянула на него и попыталась встать, однако от такого движения острая боль пронзила её бок, и она упала бы на землю, если бы Церура не подхватил её. После чего аккуратно уложил её обратно на тёплый металл.
– Ты спасла его, – произнёс он, кивнув на Истребителя. – Отдав ему последнее зёрнышко, ты его спасла.
Маленет сплюнула, чем вызвала новый приступ боли, и раздражённо посмотрела на Церуру.
–
На лице колдуна отразилось замешательство, но гнев в её взгляде остановил его вопрос, и он сменил тему.
– Одно из твоих ранений серьёзное. Лучшее, что я смог сделать, это извлечь наконечник стрелы и прижечь рану. Несколько мышц у тебя в животе разорваны. И если они не срастутся правильно, ты до конца своих дней будешь кособочить, как старуха.
– Я дочь Кхаина! Мы не кособочим.
– Значит ты должна отдыхать. Несколько недель. И даже в этом случае мышцы могут срастись неправильно, но по-другому просто нельзя.
– Отдыхать? – эта мысль показалась Маленет такой же противной, как и кособокость. Она аккуратно откинулась назад и уставилась на облака в небе. – Свет выглядит по-другому.
– Кризис миновал. Зловещая Луна убывает.
– А что с боровом?
– Каким боровом?
– С Истребителем. Наверняка уже пьянствует, пытаясь забыть своё собственное имя.
– Трезв как стёклышко, – сказал Готрек, опускаясь рядом с ней на землю.
Церура отошёл в сторону, чтобы они могли поговорить.
Свет из груди Готрека пропал, и сам он выглядел хмурым. Приступ, в котором он разрушал Жирноболото, прошёл. Истребитель казался старым и уставшим. Он постучал пальцем по руне. Кожа вокруг неё потемнела от синяков и ожогов, и Маленет подумалось, не бил ли он по ней снова.
– Она крепко держит меня, Ведьмин Клинок. Мне никак от неё не уйти. Она сильнее всего, с чем я когда-либо сталкивался.
– А я думала, что ты хотел её вытащить?
– Это было бы трусостью. Теперь я это понял, – он смотрел на неё невидящим взглядом. – Если я хочу жить с честью, быть достойным своим предков, я должен сохранить её. И найти способ использовать.
Маленет в замешательстве покачала головой.
– Я должен, – сказал он. – Любой другой выбор будет просто бегством. Я должен принять её. Принять и покорить. Трахос страшился того, чем становится, но всё равно продолжал сражаться. И в конце дрался с честью. Потому что всё ещё помнил, что значит поступать правильно.
– И умер, – сказала Маленет, вспомним события на «Ангаз-Каре».
– Спасая тебя, между прочим. Как бы сильно он не изменился, как бы много не претерпел, он всё равно поступил правильно.
Маленет оглядела рубцы на груди Готрека, где руна опалила его кожу.
– Почему это для тебя так важно? – спросила она с неподдельным интересом. – Ты ведь один из тех немногих во всех Владениях, кто может позволить себе жить так, как только пожелает. Ничто, похоже, не может тебе помешать. Так почему же ты так заморачиваешься тем, как ты себя ведёшь? Ты мог бы отправиться со мной в Азир, передать руну и жить как всеми почитаемый герой.
Готрек продолжал смотреть в пространство мимо неё. Эмоции сменялись на её угловатом лице.
– А значешь, Маленет, что я увижу, если
– В каком это смысле? Это же Владение Небес. Ты увидишь чудеса, сотворённые Зигмаром. Увидишь великий Азирхейм — Вечный Город, бледными подобиями которого являются все остальные Вольные города. А над ним висящий подобно немеркнущей звезде ты увидишь Зигмарон — дом самого Бога-Царя, где он сотворил…
– Я увижу свой позор, – Готрек перевёл свой мрачный взгляд прямо на неё.
– Ты о чём это?
– Ты знаешь, Маленет, что он хранит там наверху? Рядом со своими красивенькими да сверкающими дворцами? Он хранит там труп. Останки моего прошлого. Жалкий, изуродованный кусок того, что когда-то было моим домом. Он называет его Маллусом. Труп Старого Света. Изломанный и жалкий, оставленный мной, а он ковыряется в нём, словно это просто какая-то падаль. Я
Маленет никогда раньше не слышала, чтобы Готрек говорил таким тихим и подавленным голосом.