Истребитель ведьм

— Благодарю тебя от имени жителей Дюны, — несколько напыщенно произнес Гудвин, встал и пожал мне руку. Он был растроган. Мне уже тогда стало не по себе, и в уме мелькнула тень подозрения.

— Я, правда, не понимаю, на что пригодится вам такой молокосос, как я. — Я все еще не сдавался. — Старые и опытные люди должны решать и советовать, молодым скорее идет роль солдат или любовников.

— Я уверен, что ты нам поможешь, — улыбнулся он уклончиво. — Дело прежде всего в… — он поискал в уме точное определение, свежести мысли. В новой точке зрения.

Я пожал плечами и промямлил что-то вроде “увидим” Нет сомнений, дорогой Артур, я решительно отказал бы тогда, если бы знал цель этих “совещаний” и то, как они проходят. Поэтому хитрец Гудвин больше умолчал, чем сказал, полагая, что дальнейший ход событий затянет меня помимо моей воли. После того, как он ушел, я задернул занавеску и с наслаждением вытянулся на кровати. Почти тут же я услышал энергичный стук в дверь.

— Я согрела тебе воду для мытья, — крикнула Хуана.

— Спасибо, я утром умоюсь.

Мне хотелось отдохнуть, как следует выспаться. Это гарантировалось законом — жаль, что я не прихватил текст с собой. Можно было бы вывесить его на внешней стороне двери. По закону каждая вторая ночь была моя и только моя.

Потом еще раз раздался стук, но я не обратил на него ни малейшего внимания. До меня не дошло тогда, что стук был слишком робок и слаб для Хуаны.

Последующие дни действительно оказались похожими как капли дождя, который регулярно шел во второй половине дня. Невзирая на предупреждения, я, вооружившись солидным зонтиком и резиновыми сапогами, отправлялся на долгие прогулки в тихий лес или, если погода была безветренной, на морское побережье Постепенно все это стало мне надоедать: прогулки в одиночестве по молчаливым дебрям и оловянная поверхность океана уже не будоражили воображения. И тогда мной овладели мрачные мысли. Я раздумывал над тем, как лучше скучать: в обществе чудаковатых жителей Дюны или над страницами старых учебников. Мне хотелось хотя бы раз ощутить радость рождения любви, так прекрасно описанной в уцелевших старинных книжках. К сожалению, теперь мы думаем только о том, чтобы выжить. В эпоху нулевого или отрицательного прироста населения нет места упоению чувствами, любовь полностью подчинена отчаянным попыткам сдержать регресс. Размышляя над этим, я часами шатался без цели, прикрываясь от грязного дождя впечатляющих размеров зонтом, и все больше жалел о данном Гудвину обещании. Я тщательно пересчитывал дни, оставшиеся до выезда.

Обязанности мужчины ЭФа я выполнял регулярно. Еще в самом начале моего пребывания в Дюне однажды вечером я неожиданно попал на сходку пяти незнакомых мне женщин и Хуаны в моей комнате. Поскольку именно на этот вечер выпадал черед моим обязанностям, я даже не мог выразить своего неудовольствия. Женщины составляли график визитов ко мне, с календариками в руках доказывая друг дружке свою правоту. Мне удалось несколько разрядить обстановку, раздав ампулы с консервированной спермой, а также принадлежности к ним и инструкции. Мы распили бутылку прошлогоднего яблочного вина, женщины ушли, за исключением одной. Той, что громче всех кричала. Ей было около сорока, и она весила 180 фунтов! Все это кажется тебе, наверное, забавным, но мне вовсе не до смеха. У тебя есть Тереза, в ваши супружеские дела никто не лезет, вы можете делать все, что вам захочется. Мне же нельзя любить, жениться или жить отшельником. Я — общественное достояние, хотя эту правду маскируют красивыми словами.

Хуана, может быть, по контрасту, казалась мне теперь милой и притягательной. Мы часто ужинали вместе.

— Почему у тебя такое странное имя? — спросил я как-то.

— Не я выбирала, — ответила она со смехом. — Наверное, мои родители начитались каких-нибудь книжек.

— А твой сынишка?

— Я — Мартин, — сказал заученно румяный мальчик, выглядывая из-под высокого стола.

Тихо постучав, вошла Эмма. Это была маленькая худенькая женщина, ничем особенным среди других не выделявшаяся.

— У Франка сегодня выходной, — поспешила заявить Хуана. — И потом… ты же не можешь иметь детей! Зачем ты пришла?

Ее голос стал резким.

— Я… — Эмма смутилась и опустила голову, но тут же отбросила волосы назад и с вызывающим упорством посмотрела на меня. — Я пришла посмотреть на Франка. А что, это запрещено?

— Он же не обезьяна в зоопарке, — прыснула Хуана; она была уже немного под хмельком от яблочного вина.

— Он наш страж, — ответила Эмма серьезно, сжав узкие губы. Ее глаза были глубокими и блестящими, под ними морщинки.

— Только будет, — сказала Хуана и вдруг покраснела. — Кто послал тебя говорить с ним об этом? — спросила она охрипшим голосом и встала.

— Никто, — спокойно ответила Эмма. — Просто вопросы твои слишком назойливы. Простите, мне пора. До свиданья.

Она повернулась и ушла, накинув широкий капюшон. Моросил слабый дождь.

Я ни о чем не спрашивал Хуану в этот совместный вечер, но через два дня под каким-то предлогом отделался от совместного ужина. Однако Эмма не пришла.