Истребитель ведьм

— Следующую, — сказало оно немного погодя, — звали Фанни. Она была маленькая, быстрая и щебетливая. Настоящий королек. Меня она совершенно не боялась. Как-то — была как раз годовщина моего пострижения, — мы оба перепили меда и… хе, хе. Сразу после этого я вскочил с ложа и к зеркалу. Признаюсь, я был разочарован и подавлен. Морда как была, так и осталась, разве что выглядела более глупо. А говорят, что в сказках содержится народная мудрость! Грош цена такой мудрости, Геральт! Ну да Фанни быстро постаралась, чтобы я забыл о своих огорчениях. Это была веселая девушка, говорю тебе. Знаешь, что она придумала? Мы вдвоем пугали незваных гостей. Представь себе — входит такой во двор, осматривается, а тут с ревом вылетаю я, на четвереньках, а Фанни, совершенно голая, сидит на моей спине и трубит в охотничий рог дедули!

Нивеллен затрясся от смеха, блестя белизной клыков.

— Фанни, — продолжал он, — была у меня целый год, потом вернулась в семью с большим приданым. Она готовилась выйти замуж за одного владельца трактира, вдовца.

— Рассказывай дальше, Нивеллен. Это интересно.

— Да? — сказало чудище, с хрустом скребя между ушами. — Ну, ладно. Следующая, Примула, была дочерью обнищавшего рыцаря. Он прибыл сюда на исхудалом коне, в кирасе и был невероятно длинный. Говорю тебе, Геральт, он был отвратителен, как куча навоза, и рассеивал вокруг такой же запах. Примула — я дал бы себе отрубить руку, что это так, — была зачата, должно быть, когда он находился на войне, так как выглядела весьма хорошенькой. И в ней я не возбуждал страха, что в общем-то и не удивительно, ибо в сравнении с ее родителем я мог казаться вполне сносным. Как оказалось, у нее был неплохой темперамент, да и я, поверив в себя, не зевал. Уже через две недели мы с Примулой были в очень близких отношениях, причем она любила дергать меня за уши и выкрикивать: “Загрызи меня, зверь!”, “Разорви меня, хищник!” и тому подобные идиотизмы. В перерывах я бегал к зеркалу, но представь себе, Геральт, посматривал в него с растущим беспокойством. Мной все больше овладевала тоска по той, менее работоспособной, форме. Видишь ли, Геральт, раньше я был рохлей, теперь стал парнем хоть куда. Раньше все время болел, кашлял и из носа у меня текло, а сейчас меня ничто не брало. А зубы? Ты не поверил бы, какие у меня были испорченные зубы! А теперь? Я могу перегрызть ножку кресла. Ты хочешь, чтобы я перегрыз ножку кресла?

— Нет. Не хочу.

— Может, это и к лучшему, — раскрыло пасть чудовище. — Барышень забавляло, как я демонстрировал себя, и в доме осталось страшно мало целых кресел.

Нивеллен зевнул, причем язык его свернулся трубкой.

— Эта болтовня меня утомила, Геральт. Короче — потом были еще две: Илька и Венимира. Все происходило до тошноты одинаково. Поначалу смесь страха и сдержанности, потом нить симпатии, подкрепляемая мелкими, но ценными подарками, потом: “Грызи меня, съешь меня всю”, потом возвращение отца, нежное прощание и все более заметная убыль в сокровищнице. Я решил делать более длительные перерывы в общении. Конечно, в то, что девичий поцелуй возвратит мне прежний вид, я уже давно перестал верить. И примирился с этим. Более того, пришел к выводу, что как есть, так и хорошо и никаких перемен не надо.

— Никаких, Нивеллен?

— А чтоб ты знал. Я ведь тебе говорил — лошадиное здоровье, связанное с этим внешним видом, это раз. Два — мое отличие от всех действует на девчат как возбудитель. Не смейся! Я более чем уверен, что в образе человека мне пришлось бы здорово побегать, чтобы добраться до такой, к примеру, Венимиры, которая была весьма красивой девицей. Мне кажется, что на такого, как на том портрете, она бы даже не взглянула. И в-третьих: безопасность. У папули были враги, несколько из них выжили. Те, кого уложил в землю отряд под моим жалким руководством, имели родственников. В подвалах есть золото. Если бы не страх, который я внушаю, кто-нибудь за ним пришел бы. Хотя бы деревенские с вилами.

— Ты, кажется, уверен, — сказал Геральт, забавляясь пустым бокалом, — что в настоящем своем виде не вызывал ничьего недовольства. Ни одного отца, ни одной дочери. Ни одного родственника, ни одного жениха дочери. А, Нивеллен?