Истребители

Что же касается моего личного боевого опыта, то за время пребывания на Северо-Западном фронте я произвел 93 боевых вылета, участвовал в 26 воздушных боях, сбил лично 9 самолетов противника и еще 4 в группе. Ну и, конечно, получил огромный командирский опыт, поскольку положение, в котором оказался полк, вынуждало напряженно искать нестандартные решения многих сложных ситуаций.

Памятным приказом Народного комиссара обороны № 128 от 18 марта 1943 года за успешное выполнение боевых заданий на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть, мужество, организованность и дисциплину наш 485-й был преобразован в 72-й гвардейский истребительный авиационный полк.

Это была очень высокая оценка боевой деятельности личного состава нашего полка. Гвардейское звание он с честью пронес через все дальнейшие сражения вплоть до полного разгрома фашизма.

* * *

В марте, к концу наступления войск Северо-Западного фронта, был запланирован разбор проведенной операции. Несмотря на то что раннее таяние снега и вызванная этим распутица сдерживали темпы наступления, несмотря на то что сложные метеоусловия и раскисшие дороги не позволили в полную силу использовать танки, [163] авиацию и артиллерию, все же операция по ликвидации демянского плацдарма была проведена успешно, и потому у многих командиров, с которыми я встречался в те дни, настроение было отличное.

Разбор операции проводился 20 марта в Доме Красной Армии нашего базового аэродрома Выползово.

Я довольно долго не был здесь. В последние месяцы наш полк базировался на других аэродромах. Первым делом я пошел в гостиницу, где когда-то жили наши авиаторы. Хотелось повидать кое-кого из бывших соседей, встретиться со знакомыми командирами.

По комнатам гостиницы ходила заведующая и требовала, чтобы обитатели комнат срочно переселялись в другой дом.

— Сюда, — объясняла она, — скоро приедут генералы на большое совещание, и им потребуются номера.

Услышав это, я насторожился. Всю жизнь имел дело с тем, что в обиходе обозначается словами «военная тайна», в частности, знал твердо, где, когда и о чем можно говорить на профессиональные темы. И потому, когда заведующая гостиницей во всеуслышание разглагольствовала о предстоящем совещании, не было никаких сомнений в том, что этот наш сбор не является секретом для противника.

С таким настроением я и пошел в Дом Красной Армии. Он был переполнен. Увидев многих знакомых командиров, поделился с ними своими опасениями, что о нашем сборе известно противнику и что надо ждать налета его авиации, но у моих друзей было приподнятое настроение, они шутили и говорили мне, что у страха глаза велики. Пошли разговоры о наградах, поздравления с присвоением полку гвардейского звания, и в этой полупраздничной атмосфере развеялись и мои опасения.

Совещание продолжалось два с лишним часа, после чего должен был состояться концерт московских артистов. Лишь немногие командиры разъехались по своим частям, не дожидаясь концерта. Подавляющее большинство их осталось в предвкушении встречи со столичными мастерами искусств. Но как только начался праздничный вечер, завыла вдруг сирена.

Впоследствии я не раз думал о том, что по крайней мере в тот день, когда в Доме Красной Армии собрался чуть ли не весь старший командный состав фронта, можно [164] было обеспечить аэродром надежным зенитным прикрытием. Но и этого почему-то не было сделано.

Когда все выбежали из помещения, аэродром и городок гарнизона сияли под осветительными бомбами. Тут же послышались разрывы тяжелых фугасок. И снова — увы, запоздало — разом ожили во мне все мои неприятные предчувствия.

Первой мыслью моей было: «К самолетам!» Я рванулся было на летное поле, но в это время снова посыпались бомбы. Внезапно поймал себя на утешительной мысли, что мой полк далеко и ему ничто не грозит. Потом уже стал думать, как бы самому не угодить под бомбы — это было бы просто слишком глупо.

Масса людей, сориентировавшись так же, как и я, повернула к лесу. Бежали в полной темноте, ничего не различая перед собой. Осветительные бомбы осложняли дело: стоило оглянуться на подвешенные «фонари», как после этого на несколько секунд ты вообще слеп и двигался в непроницаемой тьме.

Передние группы уже достигли леса, как вдруг оттуда, от спасительных деревьев, раздались крики, ругань. Остальные, ничего не понимая, продолжали бежать и наткнулись в темноте на колючую проволоку. Я поранил руки и лицо, разорвал реглан. Словом, отделался сравнительно легко, а многие получили более серьезные ранения. С большим трудом нам удалось уйти поглубже в лес на безопасное расстояние.

Наконец бомбежка прекратилась. Но люди, оказавшиеся в лесу, не торопились возвращаться. И правильно сделали: через пару минут — снова налет, и снова пришлось отходить в глубь леса. Так продолжалось почти до рассвета.