Истребители. «Прикрой, атакую!»

Через три-четыре дня устроились мы на работу. Нас загрузили в пять машин и отправили рыть окопы. Как сбежать?! После работы привезли нас на ночлег в большие сараи, в которых хранилось сено, – прелесть, как хорошо. У немцев и там был порядок. Захотел в туалет: «Шайзе, шайзе, хочу в туалет». Для туалета заключенные вырыли яму, забили два кола, на них положили бревно, то есть чтобы ты сидел на этом бревне, как в туалете. Не то что у нас, пошел в кусты – и все. Из сарая сбежать не удалось.

Р-39 «Аэрокобра» ранних серий, 19-й ГвИАП

Решили втроем – я, Елеферевский и Сашка-пехотинец, – что завтра на построении мы постараемся встать последними, так, чтобы оказаться в самом конце траншеи. Так и получилось. Только с нами еще один мужик был, длинный такой, метра два.

Задание на день – выкопать метра три траншеи почти в рост. Начали, покопали с часик. Потом говорим Сашке-пехотинцу: «Иди к немцам, скажи, что охота жрать, чтобы разрешили набрать картошечки». Это же октябрь был. Картошку-то убрали, но какая-то часть осталась на полях. Сашка пошел. Сидим на бруствере траншеи. Ждем его минут пять – нет, прошло минут десять – нет. Васька Елеферевский мне говорит: «Вась, дело-то херовое, или Санька скурвился на х…, или что случилось. Надо когти драть!» Мы раз в эту траншею. Я бегу, а у меня только фалды шинели в разные стороны летают – траншея-то зигзагами. Как хвостом, мету полами шинели по земле. И вдруг этот длинный, что с нами был, как крикнет: «Пригнись!» Кстати, сам он прибежал через неделю. Оказался поваром, так и был потом у нас поваром в партизанском отряде. Он нам говорил: «Ой, чего было то, после того как вы сбежали. Лютовали немцы жуть как!»

А мы тогда вдвоем выскочили из траншеи, как только она кончилась. Будь немцы чуть посообразительней, посадили бы автоматчика в ее конце, и все… Выскочили из траншеи, а кругом голое поле, никуда не спрячешься – копали-то на возвышенности. Но мы как дунули в лес! Добежали, немцы не заметили нашего исчезновения, да к тому же, к нашему счастью, у них не было собак. С собаками они нас быстро бы нашли. Видим, какая-то девушка. Подходить не стали: «Нет, – думаем, – продаст». Слышали, что на оккупированной территории беглецов продают за пуд соли. И вот мы бежим, бежим. Елеферевский говорит: «Вась, слушай, у тебя ноги ничего? А то я натер. Давай, попробуем, вдруг мои сапоги тебе налезут. У нас нога-то одинаковая». Соглашаюсь: «Давай, поменяемся сапогами». И я с радостью надел его хромовые довоенные сапоги на подкладке из лайковой кожи. Я в этих сапогах 9 месяцев пропартизанил. А это было какое время: конец октября, ноябрь, декабрь и до апреля, воды много было. Где я только в них не лазил, а у меня портянки были только чуть-чуть влажными. Сапоги не пропускали воду! Но это уже потом. А тогда мы отбежали, наверное, километров на семь-восемь. Увидели длинный узкий перелесок. Мы по этому лесу шуруем. Потом видим взгорочек, а на нем сидит Сашка-пехотинец и жрет хлеб. У него аж половина буханки круглого хлеба! Мы на него: «Гад ты!» Он: «Ребята, поймите меня, начал собирать картошку, вижу, что ухожу. А вы-то, хрен его знает, может, струсите, может, не побежите. Я и решил драпануть».

Мы на радостях все ему простили. Говорим: «Давай, делись хлебом». Было это как раз 9 октября. И в этот же день мы нашли партизанский отряд.

Маслов Леонид Захарович

Семен Букчин, Николай Гулаев, Леонид Задирака и Валентин Карлов из 129-го ГвИАП разбирают воздушный бой, весна 1944 г.

Настоящая работа у нас началась 23 августа, с началом Ясско-Кишиневской операции. К тому времени я уже выполнил 20 или 30 боевых вылетов. Летали прикрывать плацдарм у Тирасполя. Вот там я своего первого «фоккера» сбил. Получилось вот как. Группой, которую вел Смирнов, комэска второй эскадрильи, шли на прикрытие плацдарма – летать было уже некому, вот и собрали сборную группу. Я шел ведомым у Калашонка. Наше звено связывало боем истребителей. Каша была. Нас с Калашом разбили, мы деремся по отдельности. Головой кручу, кричу: «Калаш, где ты?» Вроде рядом, а прорваться к нему не могу – прижали меня двое. Один «фоккер» отвалил. Я к Калашу. Смотрю, Калаш с одним бьется. Я его проскочил и вижу, один «фоккер» на бреющем удирает к себе. Я его прижал. Думаю, надо быстрее сбивать, а то обратно горючего не хватит. Нас Краснов как учил: «Заклепки увидел – стреляй». Прицел неудобный был. Поэтому стреляли или по пристрелочной очереди, или вот когда заклепки увидел. Немец жмет, аж дым идет, и видно, как летчик голову поворачивает, смотрит. Я догоняю. Он стрижет – думаю, сейчас я в лес врежусь, но догнал, дал ему по плоскости – он в лес. Я высоту набрал и пошел домой. Подтвердили мне…

Летали очень много. Не успели заправиться – опять вылет. Помню, я был весь мокрый от пота, хотя в кабине Ла-5 не жарко.