Истребивший магию

Она открыла рот и хотела предупредить, но язык не желал поворачиваться, а пальцы занемели… к счастью, иначе бы уже разжались. Веревка сухо треснула, они полетели вниз, и тут Барвинок наконец-то завизжала. Их несло, несло, несло и наконец со страшной силой ударило, но почему-то ударило только Олега в правый бок, а она сумела удержаться на его спине.

Олег все так же держался за веревку, теперь уже за один конец. Всхрюкнув недовольно, он начал подтягиваться и с усилием всползать наверх. Барвинок продолжала визжать, а потом до нее дошло, что они повисли, так и не долетев до дна страшной пропасти.

Она сперва повернула голову и посмотрела опасливо вниз, сколько осталось до дна, потом взглянула вверх и пискнула в ужасе: им никогда не добраться так высоко!

— Олег, — проговорила она дрожащим голоском, — я не могу разжать руки! Они… у меня не разжимаются.

Он спросил хрипло:

— А зачем… разжимать?

— Вдвоем не подняться!

— А я вот попробую, — буркнул он и продолжил подъем.

Она висела на нем, как клещ на породистой собаке, Олег поднимался медленно, однако без остановок на отдых. Барвинок не верила глазам, но спасительный уступ приближался, приближался. У нее затеплилась надежда, что все обойдется, случится чудо и они спасутся, но Олег впервые остановился.

Она прошептала ему на ухо испуганно:

— Только не разжимай рук!.. Только не разжимай!

— Не буду, — пообещал он. — Ты тоже… это… держись…

Голос его был отстраненным, она спросила пугливо:

— Что-то случилось?

— Да, — ответил он задумчиво. — Не понимаю… почему за слоем песчаника идет слой базальта, хотя на том конце расщелины наоборот?.. В смысле, за базальтом сразу песчаник? Или там не эта часть ущелья? Тогда как это получилось?

Она прошипела ему в ухо:

— Ты с ума сошел?

Он подумал и ответил с некоторым сомнением:

— Вроде бы нет. А ты? Представь, твое платье разорвали пополам, ты смотришь на половинки, но одна из полотна, а вторая почему-то из сукна…

— Поднимайся! — прокричала она ему в ухо. — Ползи вверх! Все потом…

Он тяжело вздохнул и сказал с безнадежностью:

— Когда? Мирские заботы ка-а-ак набегут… И только вот в такие минуты, когда прямо носом тычешься в загадку…

Он еще раз вздохнул и в три могучих рывка поднялся на уступ, где Барвинок кое-как сползла на спасительно ровные камни. Ужас, что и как он о ней подумает, когда она, как последняя девка, висела у него на шее, словно предлагала свои услуги! Хорошо хоть платье еще цело, а то придумал насчет разорванного пополам… Наверное, наконец-то вспомнил, как она стыдливо и грациозно зажимала ладонями, старалась свести половинки воедино. Может быть, у него запоздалые реакции, и вот только теперь начинает проявляться чисто мужская реакция на то, как она тогда стояла перед ним, испуганная и восхитительно трепещущая, с разорванным от подола и до пояса платьем…

Олег лег спиной на камни и, раскинув руки так, что одна свисает над краем пропасти, вперил тоскующий взгляд в небо.

— Кучерявые, — сказал он задумчиво, — как взбитые сливки — к хорошей погоде. С рваными краями — к холодному ветру. А вон те раздерганные, что выше всех, — что означают? Они всегда одинаковые…

Она прошипела раздраженно:

— Не забыл, куда идем?

— Как забыть, — ответил он грустно, — об этом только и талдычишь.

Она задохнулась от негодования.

— Я?

— А кто же? — спросил он с недоумением. — Впрочем, может быть, внутренний голос снова начинает такие штучки… гм… Дело в том, что, когда начинаю думать над разными делами, он просыпается и начинает лезть с советами. Ну, как вот ты, только не такой наглый.

— Ну ты и свинья, — сказала она искренне. — Я только хотела восхититься, какой ты сильный и благородный, а ты, свинья поганая, все испортил!

Он небрежно отмахнулся.

— Да что толку с силы… Бык еще сильнее. Я — умный, даже мудрый временами. Вот мыслю, мыслю… Ты вот не мыслишь, сразу глупости делаешь, а я сперва всегда мыслю, потому что мыслитель, а не дурак с крепкими кулаками. Ну ладно, если ты уже наотдыхалась, можно и дальше. Ты наотдыхалась?

Она ответила злобно:

— Да! Уже не влазит больше твое отдыхание!

— Тогда пойдем, — сказал он со вздохом. — Я сам, понимаешь, больше люблю лежать и мыслить, мыслить, мыслить…

Он легонько всхрапнул на последнем слове, вздрогнул, дико огляделся и быстро поднялся на ноги.

В стене то и дело призывно чернели трещины, волхв проходил мимо, не поведя даже глазом, но возле одной вдруг замер. Барвинок смотрела с непониманием, как он что-то нюхал, двигал бровями, потом махнул рукой.

— Может быть, там на другой стороне выход?

— И что?

— Сократим дорогу.

— А если его нет?

— Вернемся, — объяснил он. — Зато прогуляемся. По пещерам ходить так интересно… Не поверишь, но там часто живут такие дивные звери, вообще не вылезают наружу!

— Какая жалость, — сказала она саркастически. — Я не переживу! А как ты такую потерю выносишь?

Он ответил серьезно:

— А я не выношу. Я люблю бродить по пещерам. Это успокаивает. И сразу чувствуешь, что все мелко в сравнении с вечностью. Такое умиротворение появляется, такая тишина в душе…