— 21-ый, понял вас.
Через полчаса 21-ый доложил, что потерял объект. Степанов откровенно поморщился: «Не могут старика проследить, молодежь пошла» — подумал он и вслух сказал по рации:
— Встречайте объект на северном выходе из парка, повторяю: предельная осторожность и без проколов, — приказал генерал.
— 21-ый понял, перемещаемся к северному выходу.
— Полагаю, это возможный связник Никифорова, вернее, его шеф, скоро все прояснится, — в раздумье проговорил Степанов Пустовалову, — свяжись со своими в парке.
— 32-ой — 15-му.
— 32-ой на связи.
Генерал взял рацию.
— Говорит первый, если появиться старик, немедленно сообщите 15-ому.
— Понял вас, первый.
Время тянулось медленно, казалось, что часы стояли, а секундная стрелка крутилась вхолостую, и только разговор по рации сдвигал «отяжелевшие минутки». Словно метроном, тикали на стене зависшие часы, нагнетая в кабинет напряженность. Пустовалов прокашлялся в гулком, как ему показалось, помещении. Не верилось, что Чабрецов стал предателем, может где-то кроется ошибка?
Заработала рация.
— 15-ый — 32-ому.
— 15-ый на связи.
— Старик появился в парке, свернул с аллеи. Двинулся в нашу сторону. Прием…
Степанов схватил рацию.
— Говорит первый, немедленно уходите на безопасное расстояние, главное — не засветиться. Полагаю, старик осмотрит окрестности и выйдет к урне. Не проморгайте, если он что-то выбросит.
— Понял вас, первый. Выполняем.
Степанов закурил, нервничая, перебирал телефонный провод пальцами. «Какой гад выискался, пришел пораньше провериться — нет ли где-нибудь слежки».
Чабрецов всегда заранее продумывал маршруты передвижения и строил их так, что практически трудно топтуну не засветиться, а если не знать местность, то и фактически невозможно. Но этим не ограничивалась его хитрость, он всегда предусматривал возможность отрыва от топтунов, даже если слежки и не было. Поэтому он легко бросил хвост, который заметить не смог — слишком опытный профессионал шел за ним.
Чабрецов осмотрелся в парке, определяя возможные места, откуда можно производить скрытую съемку, и двинулся в этом направлении. Не обнаружив ничего подозрительного, он вернулся на аллею и тронулся к северному выходу. Прикурил сигарету, выбрасывая пачку в урну, и бодро зашагал, помахивая от нечего делать сорванной травинкой.
— Первый — 32-ому, — запищала рация.
— На связи первый.
— Объект закурил и выбросил пачку «Мальборо» в урну. На пачке имеются написанные цифры — 2 и 10. Продолжаем наблюдение.
— Ждите второй объект, этот не сопровождайте. Его встретят на выходе из парка.
Исходя из ситуации и из того, что доложил Пустовалов, вскоре должен появиться Никифоров, тот же поворот головы — и информация считана.
Степанов перебирал в уме возможные варианты. Объекты не обменивались другой информацией, кроме этих цифр, которые могут означать все, что угодно. У них наверняка есть заранее оговоренные места встреч, цифра 2, скорее всего, обозначает место встречи номер два, а 10 — время.
— Вот что, Валентин Петрович, Чабрецова и Никифорова до этого вели разные отделы, мы не были уверены, что они связаны между собой. Принимайте на себя руководство операцией, я соответственно распоряжусь, держите меня постоянно в курсе событий.
— Есть, товарищ генерал.
Пустовалов пошел к себе, думая, чего не хватало бывшему шефу, почему переметнулся? На такой должности мог натворить ого-го… а может и натворил… Он не борец за идею — деньги, зелененькие, за них он продал всех: товарищей, Родину. Сволочь, еще командовал тут, подлец…
Здание управления ФСБ старинной постройки внешне сохранило свой первоначальный вид, просторные кабинеты занимали по 2 офицера-оперативника, руководители отделов восседали в таких же кабинетах, но мебель и отделка стен были другими, получше. Кабинеты замов, одинаковые по площади, естественно отличались дизайном, и только одно помещение в здании было очень просторным и даже отдавало некоторой роскошью.
Степанов ничего не менял в нем, кроме настольных принадлежностей, не гармонирующих друг с другом. Серый пластмассовый стаканчик для карандашей уживался каким-то образом с изящной бронзовой статуэткой — часами, а старая, потрескавшаяся от времени, деревянная подставка для перекидного календаря старалась подружиться с современным письменным прибором.
Стаканчик и перекидной календарь исчезли, как и сделанная на заказ статуэтка человеческой головы с большими ушами, глазами и зашитым ртом — своеобразное подражание статуэтки шефа Абвера Канариса, означающая все вижу, слышу и молчу. Но зашитый рот символизировал жестокое насилие, вовсе не означающее, по мнению Степанова, желание молчать. И на столе появилась другая фигурка с большими ушами, глазами и прижатым к губам пальцем, заменяющая принуждение на добровольность.
«Распороли шовчики «зелененькие ножницы», развалили «зеленью» до задницы, обнажая алчное нутро, — думал о Чабрецове Пустовалов. — Ходит еще эта гниль по улицам, коптит Россию смердящими делами».