Исцеление любовью

Она принялась перебирать его волосы, касаться пальцами головы. С каждым прикосновением боль становилась чуть слабее.

Ее движения казались волшебными, а если бы Рэнсом верил в чудеса, то назвал бы их чудом. Иззи нашла острый, режущий край боли и притупила его нежной лаской пальцев.

А ее голос! Глубокий и напевный голос, как журчание воды в реке, уносил боль.

Эта непрошеная нежность была совершенно чужда ему. Непостижима. И как бы он ни жаждал ее, она внушала ему смертельный страх. С каждой позволенной лаской рос долг, вернуть который он не мог.

«Ты этого не заслужил», – произнес мрачный, непреклонный голос. Эти слова Рэнсом слышал так часто, что сроднился с ними. Они жили в его крови, отзывались в каждом ударе сердца. «Ты этого не заслужил. И никогда не заслужишь».

Большой палец Иззи нащупал узелок у основания его черепа и надавил на него. Рэнсом застонал.

Она мгновенно замерла.

– Вам больно?

– Нет. Да. – Он повернулся так, чтобы поудобнее уложить голову в колыбели ее колен, протянул руку и бесцеремонно обнял ее за талию. – Просто…

– Что?

– Не останавливайтесь. – Он затаил дыхание, когда новая волна боли чуть не лишила его чувств. – Не останавливайтесь.

– Не буду, – пообещала Иззи.

У нее разрывалось сердце. Было что-то невероятно трогательное в этом зрелище: крупный, властный, сильный мужчина съежился на полу, как щенок, покрываясь испариной и корчась от явной боли.

Его руки сжались на талии Иззи.

Иззи уже давно жила одна. В некотором смысле ее одиночество началось задолго до смерти отца. Близкое знакомство с одиночеством помогло ей понять: главный недостаток отсутствия тех, кто бы заботился о тебе, – то, что и тебе не о ком позаботиться.

Иззи не знала, прогонят ли боль осторожные движения ее пальцев, однако они легко разрушали укрепления, воздвигнутые вокруг ее сердца.

И она продолжала поглаживать его лоб и голову и неразборчиво шептать слова утешения – по крайней мере, она надеялась, что они послужат утешением.

«Что случилось? – нестерпимо хотелось ей спросить. – Что произошло сегодня? И много месяцев назад?»

– Говорите, – попросил он.

– О чем?

– О чем угодно.

Как странно! Иззи ежедневно выслушивала множество вопросов, но еще никогда ее не просили поговорить о чем угодно. И вот теперь, когда она наконец дождалась этой просьбы, она даже не знала, что сказать.

Она снова пригладила ему волосы.

– Говорите обо всем, – повторил он. – Если хотите, расскажите мне сказку. Про эту вашу Мимоходию.

Она улыбнулась.

– Пожалуй, не стоит. Всю свою жизнь я помогала отцу. Но это не значит, что я по-прежнему девочка, живущая в его сказках. Честно говоря, ничуть не меньше романтических историй я люблю газеты и журналы о спорте.

Она коснулась его шеи и принялась массировать ее, двигаясь широкими кругами, помогая расслабиться сжавшимся в узлы мышцам.

Рэнсом застонал.

Ее пальцы замерли.

– Мне прекратить?

– Нет. Только говорите. О каком спорте?

– В детстве я читала все подряд. В то время мой отец был еще младшим преподавателем, а я – девочкой, которая читала все, что ей только попадалось. Один из учеников отдавал отцу целые кипы журналов. О боксе и борьбе. Мне особенно нравились скачки. Я прочитывала каждую статью, изучала подробности каждого забега. Сама выбирала лошадей, а отец делал ставки. Мы знали, как найти применение лишним деньгам.

Она оперлась на одну руку и принялась рассказывать, как однажды выбранные ею лошади выиграли в Аскот и Дерби, и не упустила ни единой подробности проведенного ею исследования родословных и подсчета шансов. Герцог хотел послушать ее, вот она и разговорилась.

– Так или иначе, – заключила она несколько минут спустя, – нам крупно повезло.

– Похоже, это было исключительно ваше везение. – Он тяжело и протяжно вздохнул, повернулся на спину и взглянул ей в лицо.

– Боль хоть немного утихла, ваша свет?.. – Она осеклась, не закончив подобающее обращение. Его голова лежит у нее на коленях, сама она разболталась о своей ничем не примечательной жизни. Момент, бесконечно далекий от титулов и формальностей. Какой тогда в них смысл?

Иззи вспомнились письма, над которыми она корпела все утро. Все они начинались со слов «Ваша светлость», или «Смею сообщить герцогу», или еще с какого-нибудь столь же холодного и равнодушного обращения.

Ему нужен хоть кто-нибудь, кто относился бы к нему не как к неприступному герцогу, а к человеку, достойному заботы. И поскольку Иззи понимала, что Дункан скорее согласится наглотаться ваксы, чем отступить от правил, заботиться о герцоге придется ей.

– Рэнсом… – прошептала она.

Он не стал протестовать, поэтому она повторила попытку.

– Рэнсом, вам лучше?

Он кивнул, прикрывая одной рукой глаза, а другой массируя висок.

– Лучше. Немного.

– У вас часто бывают такие головные боли? – спросила Иззи.

– Уже реже. Просто они… наваливаются внезапно. И резко. Эта прямо-таки подкосила меня. Но когда приступы проходят, боль исчезает так же стремительно, как появляется.

Он попытался сесть.

– Только не говорите Дункану, – попросил он. – Он обязательно пошлет за врачом.

– Может, обратиться к врачу и вправду стоит, – заметила Иззи.