Он убрал руку от ее трепещущей плоти и попытался одернуть ее юбки. Но он по-прежнему придерживал Иззи на полке, не давая спустить ноги на пол. Еще неизвестно, что там, внизу, под его ногами.
Свободной рукой Рэнсом ощупал пространство вокруг книжных полок.
– Скорее, потайной шкаф. Если здесь когда-то и был ход, то теперь он замурован.
– Наверное, это убежище священника. Тайник. Такие строили в XVI веке, когда католичество было объявлено незаконным. Должен быть какой-то способ выбраться отсюда. Рычаг или…
– Дай я посмотрю.
Он обшарил полки, нажимая на каждый край и выступ. Безуспешно. Потом попытался всем весом надавить на одну сторону шкафа, чтобы повернуть его и привести в прежнее положение. Тот же результат, вернее, его отсутствие.
– Дункан и мисс Пелэм наверняка будут искать нас, – сказал он. – Мы услышим шаги и позовем на помощь.
Иззи вцепилась ему в воротник. Ее дыхание стало сдавленным.
– Только не уходи…
– Что такое? Ты ушиблась?
Он почувствовал, как она качает головой. Ее пальцы на лацканах сжались в кулаки.
– Просто… здесь так темно, а я…
– А ты боишься темноты. Я помню.
Она уткнулась головой ему в плечо.
Господи. Так, значит, она не преувеличивала. Это был не просто страх, а панический ужас. Он чувствовал, как она дрожит, понимал, как ей страшно, по участившемуся дыханию. Женщина, которая ничуть не боялась летучих мышей, крыс, призраков и изуродованных герцогов, едва не окаменела от ужаса…
Очутившись в темноте.
У Рэнсома пропало всякое желание насмехаться над ней или злорадствовать. И гнев, и похоть растворились в мрачной подавленности. Он обнял Иззи, привлек к себе и крепко прижал. Потому что он понимал ее страх так же хорошо, как знал собственную душу. Он тоже чувствовал себя несчастным, одиноким и перепуганным, блуждая в потемках.
– Все хорошо, – сказал он. – Здесь темно, но ты не одна. Здесь я.
Она снова вздрогнула.
– Это так стыдно, совсем по-детски… И такое продолжается с тех пор, как мне исполнилось девять.
– Что случилось с тобой в девять лет?
В таком возрасте испытывать страх перед темнотой уже поздновато. Может, подробный рассказ поможет ей избавиться от ужаса. Или хотя бы рассеет тишину.
– Раньше летом я часто гостила у моей тети в Эссексе. Дочерей у нее не было, только один сын, Мартин. Я о нем уже упоминала.
– Тот самый, который столкнул тебя в пруд?
– Да. – Она по-прежнему дышала прерывисто и говорила краткими, сдавленными фразами: – Он самый. Мерзкий, противный мальчишка. Он завидовал мне. И ненавидел меня. Только и ждал, когда я уеду. Когда ему случалось застать меня одну, он колотил меня. Придумывал злые прозвища. Этим он ничего не добился и тогда попытался утопить меня в пруду. Но и на этот раз у него ничего не вышло. Наконец он подстерег меня в саду, затащил в садовый погреб и запер там. От погреба до дома было шагов тридцать, вдобавок он был довольно глубокий. Никто не услышал, как я зову на помощь. Меня нашли только после того, как прошел целый день и вся ночь. Мартин наконец-то достиг своей цели. Увидев, что я в истерике и плачу без умолку, тетя Лилит отправила меня домой. С тех пор я ненавижу темноту.
Только теперь его осенило.
– Так вот почему отец начал рассказывать тебе сказки. Потому что ты боялась темноты.
– Да.
– И по той же причине утром, проснувшись, я всегда находил тебя внизу. Ты все еще боишься оставаться одна в темноте.
Она медленно вздохнула.
– Да.
Мрачно чертыхнувшись, Рэнсом принялся успокаивающе поглаживать ее спину.
– Этот твой кузен – злобный гаденыш. Надеюсь, он получил по заслугам.
– Ничуть. Сейчас он уже взрослый подлец и за все свои выходки был только вознагражден.
– Как это?
– Свое единственное завещание мой отец написал еще до того, как родилась я, в день своего совершеннолетия. Я и не подозревала об этом завещании, а папе и в голову не приходило переписать его. Согласно этому завещанию, все его имущество должно было перейти к ближайшему родственнику мужского пола, так что…
– Все досталось твоему кузену.
Она кивнула.
– Когда Мартин явился, чтобы принять во владение дом и все, что в нем есть, я думала, может, с годами он образумился и переменился. Надеялась, что мы сумеем договориться. Но нет, он остался все таким же злобным, мелочным и грубым и лишь сильнее ненавидел меня за то, что папа сумел прославиться. И он отнял у меня все, вплоть до последнего огрызка пера. Еще и злорадствовал при этом.
Рэнсом стоял не шелохнувшись, чтобы не растревожить ее. А внутри у него ярость бушевала, как лесной пожар. Он больше не желал ждать, когда Дункан и мисс Пелэм отыщут их. В бешенстве он был способен голыми руками проломить стену.
– Ты молчишь… – нерешительно выговорила Иззи.
Он сделал глубокий вдох и выдох, пытаясь взять себя в руки.
– Просто задумался и увлекся одной логической задачкой. Как бы мне поступить: бросить твоего кузена на растерзание стае голодных шакалов? Или скормить его стае прожорливых пираний?
– Задачка что надо. – Она хихикнула. – Послать бы такой вопрос лорду Перегрину!
Некоторое время оба молчали.
– Как ты это терпишь? – спросила она. – Как сумел продержаться так долго? В темноте?