Исцеление сердца

— oOo~

Бренна родила в день летнего солнцестояния, в один из бесконечных дней, когда солнце не сходило с небосклона. Роды были тяжелыми, как и сама беременность; ребенок был крупный, а Бренна за это время ослабела. Она не смогла разродиться сама, и Ольге пришлось сделать на родовом проходе маленький надрез, чтобы ей помочь.

И вот, наконец, Бренна закричала и упала на спину в изнеможении, и Ольга подхватила ребенка — девочку, которую Бренна родила, как и было предсказано.

Она вытерла ротик и носик ребенка, и девочка тут же громко закричала. Следом приблизилась Дагмар. Наклонившись, она достала что-то из мешочка, который носила на шее, какой-то пузырек с красной жидкостью и открыла крышечку.

Ольга подняла взгляд, и Дагмар улыбнулась:

— Это бальзам из трав. Чтобы боги были милостивы к ней.

Она капнула себе на палец и растерла немного жидкости на лобике вопящего ребенка.

Зная теперь об этих странных богах, Ольга только улыбнулась и подняла ребенка так, чтобы мог увидеть и Вали.

— Твоя дочь сильная и здоровая.

Его напряженное доселе лицо расплылось в улыбке. Вали поцеловал вспотевший лоб своей жены и подошел ближе, чтобы Ольга могла подать ему дочь. Наклонившись, он обернул пуповину вокруг руки и перекусил ее, разделив мать и ребенка.

В своей стране Ольга была и целителем, и повитухой, но здесь, в Карлсе, Свен лечил, а повитуха занималась только своим делом. В их мире так было положено. Городскую повитуху убили люди Эйка, когда пришли сюда, чтобы захватить земли Снорри, так что Ольга приняла на себя и эту роль и уже успела помочь родиться нескольким детям Карлсы. Перекусывание пуповины было одним из ритуалов здесь — первобытным, но таким близким к богам.

Вали взял свою дочь на руки, завернул ее в ткань, которую протянула Ольга, и прижал к груди.

— Я буду защищать тебя до конца жизни, малышка, своим топором, своим сердцем и своей жизнью. Ты вырастешь сильной и крепкой, как мама, и проживешь великую жизнь. И я буду рядом с тобой.

— Вали, — голос Бренны был мягким, но сильным. — Пожалуйста, пожалуйста.

Она не имела возможности прижать к груди своего первенца, умершего мальчика. Он родился и умер в те дни, когда она сама была близка к смерти.

Не отводя от дочери взгляда, Вали повернулся. Бренна сдвинула простыню с груди и Вали положил туда девочку, и Бренна тут же обняла ее. Малышка повернулась, ища сосок, и Вали уселся на кровать рядом с женой, заслоняя ее от взгляда Ольги.

Ее сердце болело от радости и грусти, и это было ощущение, близкое к счастью — то, чего она не ощущала уже давно. В ее собственной жизни такого быть не могло, но она все равно чувствовала внутри тепло. Счастье, которое было дано Ольге, шло рука об руку с потерями. С темными страшными потерями. Она теряла все, что имела.

Все, что было у нее, оказалось отнято или уничтожено.

— oOo~

Они назвали свою дочь, рожденную в день бесконечного солнца, Сольвейг, что означало что-то вроде «путь солнца». У нее было маленькое пятнышко на плече, легкий поцелуй солнца цвета того шелка, что так полюбился Ольге.

Она и сама была маленьким солнышком. Ольга не знала, что такое — воспитывать своего собственного ребенка, но она помогала растить много других детей. Но не могла вспомнить кого-то, похожего на Сольвейг.

Девочка редко плакала. Она начала рано улыбаться и смеяться — уже через месяц после рождения. Весь зал длинного дома ярла был очарован этим маленьким счастливым существом. Даже огромный полудикий кот Бренны принял ее и позволял Сольвейг дергать его за плотный мех.

Вали был просто без ума от любви. Несколько раз Ольга входила в зал по своим делам и обнаруживала этого дикого и жестокого воина на коленях перед дочерью. Вали строил ей рожи, фыркал и рычал, и девочка тоненько пищала от смеха. Самым любимым занятием Сольвейг было сосать конец его косы, и часто Вали сидел в зале и решал дела своего народа с дочкой на коленях.

А Бренна… Еще в период первой беременности, мальчиком, которого она потеряла, Бренна проявляла все признаки того, что будет отличной матерью. И хоть на первый взгляд она казалась твердой и бесчувственной, и даже злой, внутри скрывалось мягкое теплое сердце, которое болело о животных и людях, и любило и тех, и других. Бренна отчаянно оплакивала своего сына, и теперь дочь получала от нее двойную порцию любви.

Ольга любила всех троих от всего сердца и лелеяла ту связь, которая связала их так крепко. Сольвейг она считала почти своей дочерью…. и все же это был чужой ребенок, и боль оттого, что ей никогда не иметь своего, всегда таилась в ее сердце.

И это заставляло ее ворочаться одинокими ночами, в доме, полном кур и коз.

Однажды, когда Сольвейг уже было два месяца, Ольга сидела с ней в зале. Девочка становилась настоящей красавицей. Ольга держала ее на коленях и легонько покачивала, напевая песню, которую ей в детстве пела ее собственная мать. Вали и Бренна сидели на покрытых шкурами креслах и слушали жалобы и просьбы своего народа.