Исцеление в Елабуге

– Видимо, ваш дивизионный врач не имеет ни малейшего представления о том, что здесь происходит. Сталинград вовсе не в наших руках. Три дня назад на одном очень узком участке нам с трудом удалось продвинуться почти до самой Волги. Дома справа и слева от нас нужно было брать по одному. На северной окраине города, где находятся заводы, русские сражаются за каждый камень. Да и на южной окраине продолжаются бои. Кроме того, русские хорошо укрепились на противоположном берегу, откуда часто обстреливают нас артиллерией и минометами. Вот так обстоят дела.

– Но ведь в сводках вермахта все выглядит иначе! По их сообщениям, весь город находится в наших руках. И сопротивление Красной Армии – сущий пустяк. Или верховное главнокомандование не знает действительного положения вещей?

Офицер уклонился от ответа на мой вопрос.

– Я дам вам один совет, – сказал он. – Уезжайте-ка вы побыстрее обратно. Здесь все время стреляют. Сегодня у нас уже погибло трое солдат.

Однако меня не устраивал этот совет. Я хотел собственными глазами убедиться, есть ли в городе здания, пригодные под госпиталь или лазарет. Об этом я и сказал старшему лейтенанту.

– Хорошо. Поступайте как хотите, но только не делайте ни шагу в сторону центра. Вы – люди здесь новые, еще неопытные, и это может стоить вам жизни. Осмотрите вон те здания, справа. Может, вы найдете то, что вам нужно…

Поблагодарив ротного, мы попрощались с ним и осторожно, объезжая развалины и воронки, двинулись в указанном направлении. Впереди, на расстоянии какого-нибудь километра, виднелась река. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь дым пожарищ, играли на ее зеркальной глади. В стороне горели руины каких-то зданий. Великолепие природы и весь ужас происходящего составляли страшный, потрясающий контраст.

Пока мы ориентировались на местности, недалеко от нас раздался взрыв. Нас могли заметить со стороны острова. Видимо, противник внимательно следил за каждым участком.

У зданий, к которым мы направлялись, стояло несколько замаскированных зениток. Не успели мы войти в один из домов, как над нашими головами на небольшой высоте пролетели советские штурмовики. Загремели разрывы бомб, затявкали пулеметы, зенитки открыли огонь. Дом словно залихорадило.

– Немедленно вон отсюда! – закричал я водителю. – Бессмысленно выполнять этот приказ.

Вечером того же дня я поделился своими впечатлениями со старшим аптекарем.

– Этот город и приближающаяся зима не сулят нам ничего хорошего, – сказал я в заключение. – Русские позиции здесь – крепкий орешек. Будем надеяться, что верховное главнокомандование вермахта лучше информировано о положении в Сталинграде, чем наш дивизионный врач…

С этого дня я перестал верить официальным сводкам вермахта, а реальное положение вещей меня сильно беспокоило…

***

Таким образом, еще тогда я столкнулся с фактами несоответствия многих представлений действительности. Но тогда некогда было думать об этом.

Теперь же, после всего пережитого, эти противоречия приобрели совсем другой смысл.

Ведь и мои представления о большевизме оказались тоже ложными. Как будто мне раньше подсовывали только клише, а оно оказалось совсем не похожим на оригинал.

Теперь мне, как никогда, захотелось иметь правильное представление о Советском Союзе. Это было просто необходимо. Вот только будет ли у меня для этого возможность?

Без должного масштаба

Когда я проснулся, наш поезд все еще стоял. Мельцер рядом со мной спал сном праведника, даже немного похрапывал.

Через дырочку в стенке вагона пробивался пучок света. Снаружи я услышал приглушенные женские голоса. Они перебивали друг друга. Меня подмывало любопытство. С трудом повернувшись к стене, я встал на цыпочки и прильнул к щелочке.

На соседних путях стояли такие же, как наши, товарные вагоны. Дверь одного вагона была открыта, и я разглядел нары. В вагоне было много женщин и девушек, одетых в поношенные, кое-где порванные телогрейки и ватные брюки. На ногах – сильно побитая обувь. Пестрые косынки на головах делали женщин привлекательными.

Женщины и девушки находились в приподнятом настроении. Они о чем-то весело разговаривали, а некоторые, стоящие у вагона, непринужденно перебрасывались снежками. Мне уже давно не приходилось наблюдать такой оживленной и радостной картины. Я уже перестал верить, что где-то могут быть такие радостные и довольные люди.

– Фрицы, фрицы! – вдруг крикнул кто-то из девушек, и этот крик подхватили другие.

Видимо, они увидели кого-нибудь из немцев. И тут же быстро-быстро заговорили по-русски. Я ничего не разобрал, но прекрасно понял, что в их словах не было ни ругани, ни проклятий: лица женщин по-прежнему оставались такими же светлыми и оживленными. Какая-то девушка даже бросила снежок в люк нашего вагона, но сделала она это скорее в шутку, чем из ненависти. Я отошел от щелочки.

– Что там за представление? – спросил кто-то из пленных.

– Эшелон с женщинами, – ответил я. – Они выглядят не лучше нас и едут точно в таких же вагонах, как наши.

– Наверное, штрафники или осужденные на принудительные работы.