- Я и сам бы хотел
знать это… - откровенно признался раб и вздохнул: - С первого дня, как меня,
вольного, уважаемого всем городом человека, сделали рабом римские воины, я
только и мечтаю о свободе. Закрываю глаза, затыкаю уши – и вижу родные поля,
горы, реки, отзываюсь на свое настоящее имя, которое – о, боги! – кажется, уже
начинаю забывать… А как очнусь, - увлекшись, воскликнул он, – Опять вокруг меня
этот чужой Рим и эта проклятая кличка: Грифон! Грифон!!
- Грифо-он! – тут
же послышалось из-за закрытой двери.
- Вот! – кивнул на
нее раб и поспешно открыл перед Альбином.
- О, а ты откуда?
– увидев своего помощника, вытаращил на него глаза Клодий. И, несмотря на то,
что на море был полнейший штиль, и корабль шел, как по бронзовому зеркалу,
сильно покачнулся - Я ведь, кажется, слышал там голос Грифона.
- А он там и есть!
– торопливо подтвердил, входя в каюту, раб. - То есть уже тут.
- А-а, -
успокоенно протянул Клодий. - А то я уже подумал, что допился до того, что
перестал соображать, что к чему. То есть, кто к кому…
Альбин с Грифоном
посмотрели на него и разочарованно переглянулись.
Клодий был
основательно пьян.
- И по какой же
причине ты так набрался? – первым придя в себя, спросил Альбин.
- По твоей! –
пьяно качнул головой Клодий. - Это ты во всем виноват!
- Я?! – изумился
Альбин.
- Да! Эта твоя
Вечность никак не умещается мне в голову.
- Хорошо,
поговорим о ней завтра! – примирительно сказал Альбин. – И я тебе все разъясню.
- Не хочу завтра!
Хочу прямо сейчас! – заупрямился Клодий. - Давай немного
пофилос-с-софс-фс-твуем! – запутавшись пьяным языком в слове, кое-как
выговорил, наконец, его он.
- Давай! – не
желая спорить – пусть и с нетрезвым, но все же начальником - не очень охотно
согласился Альбин.
- Вот смотри! –
водя перед его лицом указательным пальцем, стал призывать к вниманию Клодий. –
Если правы философы-атеисты, то живешь, живешь, а потом – бац! И нет тебя. Всё
– темнота, навсегда! Жаль расставаться со своим «я», - зябко передернул он
плечами и продолжил: - А если правы эллины – то опять же: какая радость вечно
пресмыкаться в их сером мрачном аиде? И твоей блаженной Вечности я не достоин
потому что – ну не верю, что хочешь делай со мной – в твоего Бога! Вот я и пью!
Клодий поднял
голову и с вызовом посмотрел на Альбина: