Исцеляющая любовь

— Знаем, мэм. Мы были знакомы в Европе… в его последние дни. Меня зовут Хершель Ландсманн. А это моя жена Ханна. Ваш сын спас меня, а потом бился с докторами, чтобы те спасли мою жену. Мы хотели побывать у его родных, чтобы выразить всю свою благодарность.

Элва Беннет с минуту колебалась, не зная, как поступить. Наконец она сказала:

— Не хотите войти?

Ландсманны кивнули. Она открыла сетчатую дверь и впустила гостей.

— Хотите холодного чая?

— Да, было бы чудесно, — ответила Ханна, входя в гостиную.

На каминной полке стояла крупная фотография Линка в форме. Рядом лежали его погоны и многочисленные награды.

Миссис Беннет вернулась с тремя большими кружками, и все уселись: хозяйка — в видавшее виды кресло, Ландсманны — на не менее потрепанный диван.

— Стало быть, — сказала пожилая женщина, теперь уже с дружелюбной улыбкой, — вы были знакомы с моим Линкольном?

— Лучше человека я не встречал, — сказал Хершель совершенно искренне.

Миссис Беннет была того же мнения.

— Будь он белым, ему бы дали четырехзвездного генерала. И это истинная правда.

Ландсманны кивнули:

— Мы с вами совершенно согласны.

Наступило неловкое молчание. Как объяснить цель своего визита? Хершель попытался тактично поднять эту тему.

— Миссис Беннет, мы с женой недавно прошли через такое, что я не возьмусь и описать.

— Из последних писем Линка я имею некоторое представление, — сочувственно произнесла та.

— Ваш сын, — продолжал Хершель, — ваш сын для нас стал как ангел-хранитель. После стольких лет унижений, которые мы пережили, он был к нам так добр! Вы себе представить не можете, какая это для нас утрата!

Хершель все никак не мог перейти к делу. Ему на помощь пришла Ханна:

— Мы подумали, не можем ли мы вам чем-нибудь помочь…

— Я не вполне понимаю, мэм, — удивилась миссис Беннет.

— Его сын… — начал Хершель. — Линкольн так часто говорил о том, какие он связывает с ним надежды и мечты… Мы хотим сделать так, чтобы эти мечты осуществились.

— С ним все в порядке? — спросила Ханна. — То есть он с матерью?

— Увы, у Линка-младшего матери нет, — ответила бабушка, и в глазах ее внезапно сверкнул гнев.

— Не понимаю, — вскинула брови Ханна.

— Видите ли, — вздохнула миссис Беннет, — это долгая и грустная история. Эти двое никогда между собой не ладили, еще до того, как Линка призвали служить в Европу. На самом деле как раз к тому времени, как он… погиб, адвокаты заканчивали готовить бумаги к разводу. Но как только она узнала, мигом прискакала назад.

— Из-за мальчика… — предположил Хершель. — Должно быть, о нем беспокоилась?

Элва Беннет энергично помотала головой:

— Из-за десяти тысяч долларов, мистер Ландсманн! Это страховка, которая положена ближайшему родственнику военнослужащего в случае гибели. И с тех пор она каждую неделю таскалась сюда аж из Атланты, чтобы проверить, не пришел ли чек. Который, разумеется, в конце концов пришел.

Она все больше распалялась.

— И вы можете себе представить, мистер Ландсманн, что за все эти поездки она ни разу не явилась взглянуть на своего сына! А для правительства она была «ближайшей родственницей»! Эта женщина….

Тут она расплакалась. Ханна принялась ее гладить по плечу, а Хершель вслух рассуждал:

— Никак не пойму, миссис Беннет, уж вы меня простите! Почему мальчик не живет с матерью? Это же так естественно!

Печаль бабушки сменилась возмущением:

— С чего это она станет жить с ребенком, которого никогда не желала? Она так и не простила Линку, что он не разрешил ей избавиться от него еще до рождения. Лоррен воображала себя важной леди, она не желала иметь такую «обузу». Она вообще не выносила нормальную повседневную жизнь, то и дело одна ездила в Атланту и пропадала там по нескольку дней кряду. А мальчика с первого дня растила я.

Она вытерла слезы платком, который ей протянула Ханна, и стала извиняться:

— Вы меня простите. Не надо было мне так говорить. Священное Писание учит, что ненависть — это грех.

Хершель сделал еще одну попытку деликатно объяснить цель своего приезда.

— Миссис Беннет, пожалуйста, не обижайтесь, но могу я узнать, не испытываете ли вы с внуком каких-нибудь финансовых затруднений?

Она помялась, но потом сказала:

— Нам хватает.

— Ну пожалуйста! Я вас спрашиваю потому, что мы хотим хоть что-то для вас сделать. В знак благодарности. — Он надеялся, что искренность, с какой он это произнес, вызовет доверие с ее стороны.

Пожилая женщина нехотя призналась:

— Конечно, когда был жив сын, мы всегда получали часть его жалованья. Каждый месяц. Как часы. Когда это прекратилось, я стала рассчитывать на страховку, надеялась, что она поможет нам продержаться, пока маленький Линк не подрастет и не пойдет работать.

— А сколько ему сейчас? — поинтересовалась Ханна.

— В следующем месяце стукнет одиннадцать. Двадцать седьмого числа.

— Следовательно, до работы ему еще очень и очень далеко, — заключил Хершель.

— В наших краях большинство ребят начинают работать уже в четырнадцать, а если роста хватает, то и раньше.

— Печальный факт! Я знаю, отец мечтал, чтобы он получил образование. Даже высшее.

— Эта мечта умерла вместе с ним, — тихо констатировала бабушка.