Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией

Потом я поймал на себе его взгляд, и это был взгляд луны, взгляд старого бомжа, сидящего на своих бочках с печалью, взгляд человека, который учился тосковать и научился, и несет свою тоску как весть миру. Я придумал, что у него рак, и доел творог. А потом подумал: хватит ходить по собственным городам, смешайся с миром. И спросил у него, что случилось. Наверное, он сам ждал заговорить. Он попросил меня остаться у них на несколько дней. Он сказал, что его дочь нездорова. «Нездорова вот тут» – он постучал себя по голове. Во мне встрепенулся семейный психотерапевт, и я сразу стал представлять себе, как это может быть метафорой в отношении его же, но потом одернул себя, и решил честно поверить, что у него сумасшедшая дочь. Я заверил, его, что останусь, что поговорю с дочкой, что попробую сделать все, в чем я не мастер. На этом кончился разговор, кончился чай, кончилось утро.

** **

Она гуляла у реки; она ждала меня. Молодость! сердце встрепенулось. Все эти встречи, объятия, потом брести куда-нибудь в обнимку. Все это вспоминается как сон, галлюцинация: я? был там? и что делал? а зачем?

– Паола.

– Пьеро.

– Мне папа сказал, что вы душевед и врачеватель мозгов, и что вы любезно согласились пожить у нас и помочь ему с его мигренями.

(«Ого, а папа-то умный!» – подумал я.)

– Паола, я такой же душевед, как вы – балерина.

И тут она расставила руки, изогнулась, встала на носочки и сделала несколько па, совершенно балетных. Ужасно красиво.

– Теперь у меня нет выбора, – сказал я, когда она закончила. – Отныне я – душевед и заклинатель мозгов.

Она захлопала в ладоши.

– Паола, а вы никогда не задумывались, что красивый поступок одного человека чаще всего бьет по другому?

Она замерла на ходу и наклонила голову:

– Почему?

– Как, например, сейчас: вы сделали красивое и верное движение – в том, что касается вас. Но меня вы положили на лопатки и не оставили мне выбора.

Она встряхнула головой.

– То, что вы говорите – это ужас.

– А что же мне оставалось делать?

Она сказала с расстановкой:

– Сделать в ответ красивое и верное движение.

Вот после этого я уже не мог уйти с этой мельницы (а подумывал), не окунувшись в ее жизнь, как в нежданную летнюю речку.

** **

На следующий день я увидел камень.

Нет, раньше было вот что:

– Я хотела у вас спросить, – сказала Паола, когда мы вышли на запланированную прогулку, – как вам кажется, у вас есть судьба?

– М-м-м, ну да, я думаю, есть.

– А откуда вы знаете?

– Да у меня мало что есть кроме нее.

– Это слова.

– Ну хорошо, ну, откуда я знаю… может быть, просто потому, что такой дурак как я, вряд ли мог бы себе придумать такую замечательную жизнь. Как бы я – это маленький ум в моей жизни, ежедневный, а есть еще большой ум, на важные случаи.

– Пойдемте, я хочу показать вам свою.

Совсем рядом с мельницей, в такое жутковатое строение мы зашли и спустились вниз, и виски залил свист пилы. Я посмотрел на Паолу: ее глаза расширились. Я поднапрягся, ожидая увидеть сумасшествие. Мы пошли на вой. Комната, в ней человек, камень размером в голову лежит перед ним, уже споловиненный, и пила режет следующий слой.

Мы поздоровались, Паола тут же спросила:

– Как стрела?

– Стрела летит, – улыбнулся он.

Мы подошли к полке, задернутой несколькими кусками материи, он поднял их и направил туда свет. На полке стояли срезы одного и того же камня. Это был агат, цветной, волшебный. Я залюбовался.

– Смотрите! – сказала Паола. – Всадник, стрела, вы видите?

Я увидел. На срезах слева был как бы бугор, может быть, берег реки, и на нем конь и всадник. А справа какое-то странное черное вкрапление посреди висело, как стрела, направленная всаднику в грудь. Мало того: если рассматривать срезы слева направо, как они, вероятно, срезались с камня, было видно, что стрела летит к всаднику, по дороге увеличиваясь, а он поворачивается к ней грудью.

– Спасибо вам, – говорила Паола мастеру. – Вот это новый, да?

– Да, он вчера отполирован. Красота! У стрелы – видите, появилось оперение? А он еще повернулся к ней. Интересно, что дальше, да?

– Да, – сказала она, и это «да» я помню, Паола, оно упало, как камень на дно во мне, как в пропасть, когда должен прийти ответный звук, а его нету.

Потом мы вышли на свет, и она сказала:

– Вот этот камень и есть моя судьба. И я останусь здесь столько, сколько камень будет лететь.

Потом подумала и сказала:

– Давайте я расскажу вам все с самого начала. Этот камень – подарок Сатира.

** **