Иствикские вдовы

По правде сказать, сначала было непросто устроиться на площади, не превышающей площадь кровати, без того чтобы твои руки или ноги не мешали другим, а также — поскольку колени приходилось либо сгибать, либо разводить, — не выставив напоказ мохнатые и пахучие сокровенные части тела, названия которых на протяжении многих христианских веков было запрещено даже произносить вслух.

Александра подняла маленький серебряный колокольчик, звенящий осколок канувшей в Лету классовой системы, и легко встряхнула его, словно желала позвать прислугу. Призывный перелив кругами, все шире и шире, стал расходиться за пределы магического круга.

— Посмотрим, помним ли мы еще имена тех, кто составляет Ее свиту, — тихо сказала Александра и начала медленно перечислять: — Аураи, Ханлии, Тамсии, Тилинос, Асамас, Зианор, Ауонейл.

Джейн подхватила со страстью страдалицы, доведенной терзаниями до святотатства:

— Цабаот, Мес-с-сия, Эмануель, Элчим, Эйбор, Йод, Хи, By, Хи! Потрясающе: я все еще помню!

— Это было так давно, — сказала Сьюки и, запинаясь, продолжила: — Астачот, Адонаи, Агла — эти трое начинаются с «а», потом Он, Эль, Тетрагамматон, Шема, Аристон, Анафаксетон… Лекса, этого Ей вполне достаточно для свиты.

Молчание. Черные окна. Маленькие трепещущие свечные фитильки, протапливающие себе ямки в цветных восковых барабанчиках и источающие тошнотворный аромат, который перебивает любой другой запах, какой бы ни исходил из нечестивых промежностей распутниц, от гнезд некогда густых и упруго-курчавых, а ныне ставших жидкими и седыми волос, этих лобковых часов, которые десятилетие за десятилетием, невидимые под бельем, тикают, отсчитывая время.

— Богиня, ты здесь? — высоким голосом воззвала в тишине Александра. Она снова позвонила в колокольчик и после небольшой паузы спросила двух остальных: — Вы чувствуете вибрацию?

— Честно говоря, нет, — призналась Сьюки.

Джейн, все еще лелея надежду ради себя самой, рискнула ответить:

— Я не уверена.

— Мы не должны Ее торопить, — вежливо, словно бы извиняясь, произнесла Александра и снова позвонила в колокольчик, потом еще.

— Я определенно что-то чувствую. Ее! — горячо воскликнула Джейн. — У меня появилось отчетливое теплое ощущение, что все будет в порядке. Я в Ее руках!

— Хорошо, — нараспев сказала Александра, успокаивая ее, — хорошо. — Она закрыла глаза, чтобы лучше настроиться на прием. Это напоминало радио: одна станция, работающая на близких волнах с двумя другими, с которых слабо наплывает музыка, какая-то мелодия, прорывающаяся сквозь помехи статического электричества. — Внутри каждой из нас, — речитативом модулировала Александра, — существуют препятствия и запреты, которые связывают нас и тянут вниз, мешают нам быть свободными. Богиня, развяжи эти путы.

Молчание. Внизу, на парковке, по гравию зашуршали шины автомобиля. Чьего? Какого-нибудь призрака из былых времен?

— Ну и что теперь? — резко спросила Сьюки. — Сколько нам еще ждать? И чего?

Почему Сьюки является источником разлада? Или сомнений? Александра догадалась, что она ревнует к Богине. Она все еще хочет сама быть богиней.

— Заткнись, — сказала Джейн, обращаясь к Сьюки. — Пусть Она говорит.

— Наши обручальные кольца, — произнесла Александра внушенные ей слова. — Она считает, что мы не должны больше носить обручальные кольца. Они стоят между Ней и нами. Между нами и астральной реальностью. Можете их снять?

— Господи, да конечно, — сказала Сьюки. — Оно вечно спадает с пальца, когда я мою руки, и с грохотом падает в раковину. Только и гляди, чтобы его не смыло в трубу.

Оказалось, что больше всех не желало сниматься кольцо самой Александры; оно впилось в ставший слишком толстым палец. С болью, но ей все же удалось протащить его через побелевшую, сложившуюся складками кожу первой фаланги. На пальце осталась белая вмятина, словно ленточка, обвязанная вокруг крохотного деревца.

— Положите их на алтарь, — скомандовала она. — Левой рукой, той, на которой вы их носили.

Три старческие руки протянулись вперед и положили кольца так, чтобы каждое соприкасалось с двумя другими: кольцо Сьюки — массивный золотой обод с выгравированной ювелиром из Гринвича надписью внутри: «Навек»; кольцо Джейн — потоньше, звено в длинной цепи предков Нэта Тинкера; и кольцо Александры — среднего размера, дольше всего носившееся, надетое на ее средний палец под прямыми лучами дневного света, лившегося в сложенную из известняка часовню, прозрачные окна которой, словно рама, заключали в себе вид на сморщенные сухие Западные горы. Когда Джим Фарландер надевал ей на палец кольцо, его собственные пожелтевшие от никотина пальцы дрожали, то ли с похмелья от вчерашнего мальчишника, то ли просто от нервов. Ей предстояло носить кольцо, ему — оковы брака. Она чувствовала его испуг через прикосновение руки и заключительные слова клятвы произнесла с лаской, какую вкладывает в свой жест ковбой, любовно треплющий по шее робкую лошадь, чтобы успокоить. Ее взгляд потеплел от этого воспоминания, и навернувшиеся на глаза слезы, быть может, стали утешительным даром Богини.