Иствикские ведьмы

Невысокие деревья, молодые сахарные клены и припадающие к земле красные дубки уже начали желтеть, словно зеленая листва была наградой за подвиг силы – и младшие слабели первыми. Вначале октябрьский виргинский вьюнок вдруг покрыл ярко-алым цветом неприглядную стену, сложенную из гальки в конце участка, там, где начинается болото: висящие параллельные красные крестики сумаха окрасились оранжевым румянцем. Как медленный звук огромного гонга, желтизна покрывала леса: от рыжевато-коричневого цвета бука и ясеня до золотистых пятен на орешнике и ровного кремового цвета листьев американского лавра, похожих на человеческие руки, у которых один или два больших пальца, а иногда и ни одного. Часто Александра замечала, что у соседних деревьев, выросших из двух семян, брошенных в землю одним и тем же ветреным днем, по-разному расположены листья, у одного дерева они словно обесцвечены, а у другого каждый словно раскрашен от руки художником-фовистом [25] яркими дисгармоничными красками и зелеными пятнами. Под ногами увядающие папоротники поражали расточительным разнообразием форм, каждый из них кричал: «Я есть, я был» – после зеленой летней толпы в увядании возрождалась индивидуальность. Широкий размах этого события, затронувшего все – от растущих на пляже сливовых деревьев и восковиц вдоль пролива Блок-Айленд до платанов и конских каштанов, обрамляющих почтенные улицы (улицу Добрых дел и Благосклонную улицу) на Провиденс-Колледж-хилл, отвечал чему-то неясному и доброму в душе Александры: чувству единения с природой, способностью созерцать дерево и ощущать себя твердым стволом с множеством рук, которые гонят сок к самой вершине, стать вдруг продолговатым облачком в небе или жабой, что прыгает из-под газонокосилки в высокую влажную траву, – нетвердый пузырек на двух длинных кожистых ножках, у которого искоркой вспыхивает страх над бородавчатым лбом. Она была той самой жабой и одновременно жестокими черными стертыми лезвиями газонокосилки с ядовитыми выхлопами мотора. Панорама увядания зеленых болот и холмов «океанического штата» поднимала Александру, как дым, и она созерцала карту сверху. Даже экзотический богатый импорт Ньюпорта – английский орех, китайское тунговое дерево и Acer japonicum [26] – был вовлечен в это движение всеобщей капитуляции. Наглядно проявлялся природный закон, закон раздевания. Мы должны стать легче, чтобы выжить. Не стоит ни за что цепляться. Спасение в уменьшении, в том, чтобы быть выбранным наугад, в утончении, чтобы могло появиться новое. Только безумец может пытаться помешать тем огромным скачкам, которые дают жизнь. Темноволосый мужчина на своем острове был такой возможностью. Он был непривычен, он притягивал, как магнит, и она вновь переживала их чопорное чаепитие, минуту за минутой, как геолог, что любовно растирает камешек в пыль.

Несколько стройных молодых кленов, подсвеченные сзади солнцем, превратились в ослепительные факелы, тонкие тени стволов в пламенном светящемся круге. У дороги лишенные листвы ветки деревьев все больше окрашивали лес в серые тона. Мрачные конусообразные вечнозеленые деревья господствовали там, где постепенно исчезали другие породы. Октябрь вершил свой разрушительный труд день за днем и дошел до своего последнего дня все еще прекрасным, настолько прекрасным, что можно было играть в теннис на открытом корте.

Джейн Смарт в новом белом костюме подала теннисный мяч. Высоко в воздухе он превратился в летучую мышь, ее крылья сначала описали маленькие круги, а в следующее мгновение раскрылись, как зонтик, и она резко упорхнула, показав смешную розовую мордочку. Испуганная Джейн завизжала, уронила ракетку и крикнула через сетку:

– Не смешно.

Две другие ведьмы захохотали, а Ван Хорн, бывший четвертым игроком, запоздало смаковал эту шутку. У него был мощный отработанный удар, но он плохо видел мяч, играя против склонявшегося к закату солнца, слепившего лучами сквозь строй лиственниц в дальнем конце острова. Лиственницы уже сбрасывали иголки, их нужно было сметать с корта. У Джейн было отличное, сверхъестественное зрение. Мордочки летучих мышей смотрели на нее лицами малышей, расплющивших носы о витрину кондитерской, а у Ван Хорна, не к месту надевшего баскетбольные кеды и футболку с портретом Малкольма X [27] и брюки от старого темного костюма, на смущенном, застывшем лице было похожее выражение детской жадности. Он их вожделел, была уверена Джейн. Она приготовилась бросить и подать мяч опять, но, уже взвешивая его в руке, ощутила влажную тяжесть и живую бородавчатую поверхность. Сработало еще одно превращение. С театральным вздохом она стряхнула жабу на кроваво-красное покрытие через ярко-зеленую изгородь и смотрела, как та уползает. Глупый колли Нидлноуз, вытянув шею, носился за изгородью, обследуя ее, но потерял жабу среди земляных глыб и кусков взорванной скальной породы, оставленных бульдозерами.

– Еще одна партия, и хватит, – сердито крикнула Джейн через сетку. Она и Александра играли против Сьюки и Даррила. – Вам троим выступать бы в канадских двойках.