Иствикские ведьмы

– Вот что мне нравится в женщинах, – сказал Ван Хорн, – их безыскусные сравнения. В вашем словаре нет слова «безобразный». Господи, мужчины, они так брезгливы во всем – кровь, пауки, рвота. А знаете, у некоторых животных сука, или свиноматка, или как их там еще, пожирает собственный плод после рождения?

– Думаю, вы не отдаете себе отчета, – сказала Джейн, стремясь выдержать сухой тон, – что ваши слова сплошной шовинизм. – Но ее подчеркнутая сухость не произвела должного эффекта, скорее наоборот, как только она встала в ванне на цыпочки и из воды показались ее серебристые груди – одна немного меньше и выше другой. Она приподняла их обеими ладонями и, глядя в пространство, стала говорить, словно обращаясь к незримому свидетелю своей жизни:

– Мне всегда хотелось, чтобы у меня была грудь попышней. Как у Лексы. У нее красивые большие сиськи. Покажи ему, дорогая.

– Джейн, ну пожалуйста.Ты вгоняешь меня в краску. По-моему, для мужчины главное не их размер, а… чтобы они не висели и подходили к фигуре. И что сама о них думаешь – если ты довольна, другие тоже будут довольны. Права я или нет? – спросила она Ван Хорна.

Но Даррил, похоже, не годился на роль представителя всех мужчин. Он тоже приподнялся из воды и приставил волосатые руки к своим рудиментарным мужским соскам, крошечным наростам, окруженным влажными черными змейками.

– Подумать только, как все это развивалось? – вопрошал он. – Создать такой организм, целую систему труб у одного пола, чтобы производить пищу, гораздо более подходящую для младенца, чем любая детская молочная смесь, которую можно получить в лаборатории. А подумайте, как эволюционировало сексуальное наслаждение. Разве оно есть у головоногих? У планктона? А мы только и думаем об этом. И чтобы заставить нас продолжать игру, какую приманку нужно соорудить!! Сюда вложено больше стиля, чем в какой-нибудь из этих дурацких самолетов-шпионов, который обходится налогоплательщику в тьму-тьмущую денег и который вскоре собьют. Представьте, что нет этой приманки, никто не станет ни с кем сношаться, и род человеческий прекратится совсем, и некому будет любоваться на солнечный закат и восхищаться теоремой Пифагора.

Александре нравился ход его мысли, ее простота и доступность.

– Обожаю эту комнату, – мечтательно объявила она. – Сначала она мне не понравилась. Все черное, кроме этих красивых медных труб, установленных Джо. Джо может быть милым, когда снимет свою шляпу.

– Кто это Джо? – спросил Ван Хорн.

– Наша беседа, – заявила Джейн со своим свистящим «с», – кажется, опустилась до довольно примитивного уровня.

– Я мог бы включить какую-нибудь музыку, – предложил Ван Хорн, трогательно озабоченный тем, чтобы гости не скучали. – У меня стереомагнитофон с четырьмя дорожками.

– Шш! – сказала Джейн. – Я слышу машину.

– Обычные ряженые, – предположил Ван Хорн. – Фидель угостит их яблочным пирогом, мы испекли.

– Может, вернулась Сьюки? – полувопросительно произнесла Александра. – Ты уникум, Джейн, у тебя такие хорошие уши.

– А разве нет? – согласилась Джейн. – У меня действительно хорошенькие ушки, даже отец всегда это говорил. Посмотрите. – Она откинула волосы сначала с одного, потом, повернув голову, с другого уха. – Единственный недостаток – одно немного выше другого, поэтому очки с носа съезжают как сумасшедшие.

– Они у тебя почти квадратные, – сказала Александра.

Сочтя это за комплимент, Джейн продолжала:

– И красивые, и хорошо прилегают к голове. У Сьюки они выступают чашками, как у обезьянки, замечала?

– Часто.

– И глаза поставлены слишком близко, а прикус следовало исправить еще в детстве. Ну, а нос так просто пуговка. Честно, удивляюсь, как она при всем этом ухитряется быть привлекательной?

– Думаю, Сьюки не вернется, – сказал Ван Хорн. – Она слишком нервна, как и все в этом городе.

– И да, и нет, – произнес кто-то. Александра подумала, что Джейн, но это был ее собственный голос. – Ну, разве не здорово? – сказала она, чтобы попробовать свой голос. Он звучал низко, совсем как мужской.

– Наш дом вдали от дома, – сказала Джейн саркастически, как показалось Александре. Действительно, рядом с ней совсем нелегко обрести эфемерную гармонию.

Сьюки не приехала, это появился Фидель, принеся «Маргариты» на огромном гравированном серебряном подносе, о котором с восторгом рассказывала Сьюки. По краям широких бокалов на тоненькой ножке Сверкал толстый ободок соли. Александре показалось странным – в своей наготе она чувствовала себя так естественно, – что Фидель не был тоже голым, его форменная куртка напоминала пижаму и хлопчатобумажный военный френч одновременно.

– Оцените, леди, – воскликнул Ван Хорн хвастливо, как мальчишка, и показывая при этом по-мальчишески белые ягодицы, – он вылез из воды и возился у шкалы панели на дальней черной стене.