Пребывание там было кратким и нелегким. Я уже начал различать смутные очертания того, чему суждено было стать теорией временной волны "Ицзин". Как раз тогда были составлены схемы иерархии гексаграмм "Ицзин", иерархии, которая в конце концов превратилась в компьютерную программу под названием "Временная волна ноль". Я сторонился людей и с головой ушел в работу - ни к чему другому у меня не было ни интереса, ни терпения. Мной овладела мания творчества такой силы, какой я не мог себе даже представить. Казалось, каждый разговор на эту тему только усугубляет зияющую пропасть непонимания.
Мои попытки получить отклик у тех, кого я тогда считал "столпами науки", сопровождались самыми смехотворными случаями. В один прекрасный майский день это нелепое намерение привело меня в лабораторию вирусологии и бактериологии Калифорнийского университета в Беркли. Я заранее договорился о встрече с доктором Гюнтером Стентом, специалистом мирового класса в области молекулярной генетики, автором "Молекулярной химии гена". В то время я еще не знал ни того, что Стент славится своей легендарной скандинавской прямотой, ни того, что он мнит себя человеком Возрождения и социальным философом. Через год или два он опубликует книгу, призывающую к реформе общества в целом, где в качестве идеальной модели предложит традиционный общественный уклад жителей Самоа.
Я застал великого ученого в лаборатории. Одетый в белое, он царил меж пузатых колб и обожающих его старшекурсников. Меня оттуда шуганули, и какой-то ассистент провел меня в кабинет Стента, окна которого выходили на запад, где вдали, за университетским городком, угадывался силуэт моста Золотые Ворота. С высоты десятого этажа студенческий городок походил на копошащихся на зеленой лужайке муравьев. Через несколько минут ко мне присоединился сам Гюнтер Стент.
Аскетического вида, он откинулся в кресле, а я пустился излагать идеи, стоявшие за экспериментом в Ла Чоррере. Я старался начать исподволь, но мне мешали нервозность и излишнее благоговение. Через несколько минут я почувствовал, что Стент, кажется, прикидывает, не наброшусь ли я на него с кулаками. К чести своей, он, похоже, отогнал эти тревожные подозрения и предоставил мне разглагольствовать дальше. Лицо его приобрело абсолютно бесстрастное выражение, и я все больше недоумевал, в каком направлении пойдет наша беседа. Наконец после особо длинного и оригинального пассажа, на всем протяжении которого он сохранял полнейшую непроницаемость, я решил поставить вопрос ребром.
- Доктор Стент, я пришел, чтобы рассказать вам об этом только потому, что хотел бы узнать, есть ли в моей теории что-то стоящее, или она целиком ошибочна.
Он слегка оттаял и, поднявшись из-за стола, подошел к окну. Мы оба постояли, глядя на запад через толстое стекло. Потом со вздохом сожаления, от которого у меня упало сердце, Стент повернулся ко мне и проговорил:
- Дорогой мой юный друг, эти идеи нельзя даже назвать ошибочными.
Отчаяние мое было столь глубоко, что я обратился в бегство, сгорая от смущения. Ну и поделом мне, нечего было пытаться заигрывать с традиционной наукой.
Подобные встречи убедили меня, что придется заново изучить эпистемологию, генетику, философию науки - всю гамму дисциплин, необходимых для разговоров на темы, к которым у меня пробудился столь безудержный интерес. По мере того как я все глубже постигал "Ицзин" ("Книгу перемен"), моя идея о том, что ее структура есть основа временной волны или волн, продолжала развиваться. Эти волны представляют собой дискретные периоды перемен, которые следуют друг за другом и одновременно включают в себя друг друга. Я пришел к пониманию того, что логика временных волн явно подразумевает окончание обычного времени и конец общепринятой истории. На этом этапе идея симбиотической психометрии и увиденный в Ла Чоррере НЛО, встретившись у меня в голове, отождествились друг с другом и с темой конца света, присутствующей в западных религиозных традициях.
Первая - еще количественно неопределенная - временная карта изобиловала совпадениями, связанными с моей личной биографией. В частности, получалось, что граничные точки каждого участка волны имеют для меня особое значение. Если совместить одну из этих точек с экспериментом в Ла Чоррере, то получалось, что некоторые точки в прошлом (смерть матери и встреча с Ив) и в будущем (двадцать пятый день рождения) приобретают особый смысл. Я убедился, что важные для меня события происходят с пугающей регулярностью - каждые шестьдесят четыре дня. Над этими идеями нужно было поработать в одиночку, поскольку моя маниакальная сосредоточенность на них и их парадоксальность производили на окружающих нелепое впечатление. Я понял: чем бы ни был исследуемый эффект - обычным явлением природы или единственным в своем роде исключением, - ясно одно: он насущно важен для меня лично, и потому нужно позволить силам, с которыми меня связала судьба, довести игру до конца.