Ита Гайне

— Может быть, это так, — задумчиво возразила Маня, — но, я думаю, скверно вам от того, что у вас характер мягкий. Нам, чтобы как-нибудь жить, нужно быть выкованным из железа. Другого спасения нет ведь.

— Я пробовала, Маня, но не выходит, потому что мне не везет, я и должна была родиться со своим характером. Как я замуж вышла, например. Моя мать перебирала людей для меня, поверьте, так же внимательно, как если бы нужно было ей самой выйти замуж. Но для себя она отличного мужа выбрала, а как дошло до меня, то так ошиблась, что испортила навсегда мою жизнь. Я выросла в хорошей, честной и не совсем уж бедной семье. Отец и мать меня любили, жила я, как хозяйская дочь; отец же до последнего вздоха работал, чтобы мы ни в чем не нуждались. Только это время и было хорошим в моей жизни, но и оно не долго продолжалось, так как отец умер, когда мне было четырнадцать лет. Брат как раз ушел в тот год в солдаты, и мы с матерью одни остались. Плохо нам было ужасно, но мать ни за что не хотела тронуть мое приданое. Так мы мучились, пока мне не стало восемнадцать лет. Тогда я и вышла замуж. Теперь я думаю, почему я вышла за него? Ведь я не хотела, и сердце у меня удерживало. Но не могла я из жалости против матери пойти. Согласилась я и пропала, в тот же день пропала, как только я его увидела. После свадьбы сейчас же оказалось, что мой муж не был холостым: жена его была жива, но убежала от него, оставив ему четверых детей. Как я это выжила тогда? А триста рублей моих были уже в его руках. Видите, какая я счастливая, — меланхолически улыбнулась она, — не везет, говорю вам. К счастью, я не забеременела, но развязалась я с ним не легко. Я два года, живя у матери, мучилась, чтобы получить от него развод, и только судом добилась этого.

Ребенок заплакал. Ита встала, чтобы уложить его, и, держа мальчика на руках, согнувшись вдвое, раскачивалась, и лицо у нее было кроткое, как у младенца.

— Какая вы милая, — воскликнула Маня. — Все это очень не хорошо, что вы говорите, и совсем не так нужно было поступить, но, когда я слушаю и смотрю на вас, мне начинает казаться, что вы правы.

— Нельзя знать, кто прав, — ответила Ита, усаживаясь, — делаешь так, как можешь, а не как хочешь. Хорошо только тому, кому везет.

— Как же вы сошлись с Михелем?

Ита не успела ей ответить, так как Роза вернулась, чтобы выбрать партию. Кормилицы, как пчелы, набросились на нее и покрыли так, что ее стало не видно. Роза выбирала, скользя по ним взглядом. Вошла Миндель и прокричала своим страшным голосом: "Я здесь, я здесь, здесь".

— Опять Роза не возьмет меня, — вздохнула Ита, обращаясь к Мане.

— И меня тоже, — ответила она, подавлено пискнув.

Обе вернулись на свое место. К ним присела какая-то кормилица. Она была очень полная, низенькая и когда ходила, то не видно было, как она двигает ногами, и потому казалось, что она катится. Кормилицы прозвали ее Любочкой за сильную любовь к своему милому.

— Вы еще не поступили на место? — с удивлением обратилась Любочка к Ите. Голос у нее был сладенький до приторности. — Ах, какой у вас красивый ребенок! Куколка! — замедоточила она, осторожно ущипнув его в щечку.

— Спасибо, — ответила польщенная Ита, — но и ваш ребенок тоже очень миленький. Правда, Маня?

— Что вы! — с искусственным ужасом воскликнула Любочка. — Вы смеетесь надо мною. Мой миленький? Ведь он похож на мертвого котенка. Ведь я толстая, правда? А он, как обезьянка. Вы на жир мой не смотрите, это только для глаза красиво. Мне для ремесла большая грудь нужна, но даже у девушек она больше моей. Жир ее съел.

Ита видела, что она к чему-то клонит, около чего-то вертится, но, не зная здешних нравов, тщетно пыталась догадаться, в чем дело.

— Какую грудь вы показываете? — вдруг спросила Любочка. — Хотите, я вам дам совет? Показывайте всегда левую — она у всех людей больше правой. Этого никто не знает, а я знаю. Я опытная, я уже четвертый раз иду за кормилицу и все тонкости понимаю. Но знаете, что мне мешает скоро поступить на место? Грудь. Все хорошо, пока я не показываю ее. Только дошло до этого и пропало все. Хоть бы ребенок у меня был толстый, но и этого нет. Но зато, когда меня принимают, я так присасываюсь к месту, что сотня человек не оторвали бы меня от него. Я умею нравиться хозяйкам, и они плачут, когда расстаются со мной, вот какая я ловкая.

Роза уже выделила партию и уходила. Миндель приблизилась к ним, предлагая свои услуги.

— Знаете, о чем я хочу вас попросить, — сказала, наконец Любочка, — одолжите мне своего ребенка. Сделайте доброе дело. Я возьму его, чтобы только показать. Тогда даже грудь не имеет значения. Вечером я вам возвращу вашего мальчика. Сделайте доброе дело, у меня дома трое детей и они живут только тем, что я служу, муж мой ведь не зарабатывает.