Итальянец

Винченцо хорошо знал, кто его враг, но у него не было достаточных доказательств против Скедони. Обстоятельства похищения Эллены внушали ему подозрение, что в этом Скедони помог еще кто-то. Мысль о том, что его мать могла быть соучастницей его ареста и предания в руки инквизиции, показалась ему чудовищной, но и вполне правдоподобной.

— Отвечайте, у вас есть враги? — повторил инквизитор.

— Мое присутствие здесь говорит об этом, — ответил Винченцо. — Я сам никогда никому не был врагом, поэтому мне трудно представить, кто может быть моим врагом.

— Итак, выходит, что у вас нет врагов, — заключил коварный инквизитор. — Следовательно, обвинение против вас выдвинул поборник истинной правды и закона, верный слуга интересов Рима.

Винченцо с ужасом понял, как хитрый и искушенный в допросах инквизитор завлек его в ловушку и использовал его невинные ответы против него же. Теперь его единственной защитой было молчание. Он увидел на лице инквизитора довольную ухмылку победителя.

— Следовательно, вы намерены упорно скрывать правду? — снова начал тот допрос и, не дождавшись немедленного ответа, продолжил: — Поскольку, как следует из ваших собственных слов, у вас нет врагов, которые из личных побуждений могли бы оклеветать вас, вы сознательно скрываете правду, а отсюда можно заключить, что обвинения, выдвинутые против вас, не являются клеветой и вымыслом. Я еще раз прошу вас именем нашей святой веры чистосердечно признаться в своих поступках и этим спасти себя от ненужных страданий до суда. Лишь чистосердечное покаяние смягчит души судей этого справедливейшего трибунала.

Винченцо понял, что молчать он более не должен, и еще раз заявил о своей полной невиновности в том преступлении, которое ему предъявлено, и не знает за собой никакой вины, за которую он заслуживал бы суда инквизиции.

Инквизитор упорствовал в своих обвинениях, Винченцо мужественно опровергал их и все более убеждался, что этот поединок доставляет истинное наслаждение поборнику правосудия инквизиции. Когда секретарь все записал, Винченцо было предложено подписать протокол. Юноша подчинился.

Инквизитор назидательно посоветовал ему подумать, а утром, если он не признается, допрос будет продолжен. После этого он кликнул тюремщика, который привел сюда Винченцо.

Когда тот появился, инквизитор с особой строгостью сказал:

— Исполняйте приказ и отведите арестованного, куда положено.

ГЛАВА VII

Кудрявятся и пенятся валы,

И над водой звучат борьбы аккорды.
Одетый в саван из полночных туч,
Здесь Ужас царствует…

Тем временем Эллена, разлученная с Винченцо, оказалась во власти двух незнакомых ей людей, которые, ничего не объяснив, усадили ее на одну из трех ждавших их лошадей и незамедлительно тронулись в путь, которому предстояло длиться с короткими остановками на отдых две ночи и два дня. Девушка не имела представления, куда ее везут, и долго еще надеялась, что вот-вот услышит позади топот копыт и ее окликнет Винченцо, который, как ее заверили путники, следует за ними.

Поначалу их путь лежал по горной дороге, где изредка встречались поселяне, спешащие на рынок в город, крестьяне с оливковых плантаций и виноградари. Когда дорога стала спускаться на пустынные равнины Апулии, Эллена по-прежнему была в неведении, куда ее везут. Теперь им попадались лишь пастухи, раскинувшие свои таборы на пастбищах.

Грубые на вид, как и ее спутники, они, однако, были добры и приветливы, а звуки их нехитрых музыкальных инструментов отвлекали Эллену от мрачных дум. Здесь ее спутники решили сделать привал, чтобы утолить свой голод козьим молоком, ячменными лепешками и миндалем. Гостеприимство пастухов напомнило девушке то совсем недалекое время, когда они с Винченцо тоже нашли у них приют. Как многое с тех пор изменилось. Сердце Эллены сжалось от тоски и тревоги.

Когда они возобновили свой путь, он уже лежал по местам диким и безлюдным. Эллена более не видела вокруг признаков человеческого жилья, лишь изредка на горизонте возникали силуэты разрушенных замков, прилепившихся на краю утеса. К концу второго дня дорога привела их к лесу в предгорьях полуострова Гаргано. Здесь дорога, которую можно было бы назвать тропой, терялась в чаще могучих деревьев с кронами столь густыми, что скрывали небо. Густые заросли папоротника и можжевельника у их подножий делали эти места мрачными и непроходимыми.

Выехав на возвышенность, где лес поредел, Эллена, окинув взором окрестности, убедилась, что кругом одни густые леса, тянувшиеся почти до самого побережья Адриатики. Сам берег был каменист и суров. Глядя на открывшуюся ее взгляду картину, девушка со страхом подумала, что здесь она совсем одна и оторвана от людей. Однако, как ни странно, она была спокойна. Но это было спокойствие обреченности и безмерной усталости.