Итальянец

— Мне кажется, что того, что произошло сегодня вечером, вполне достаточно, чтобы убедить тебя в том, что он знает все о твоих планах, — продолжал настаивать Бонармо. — Неужели ты веришь в то, что Эллена, если бы ее сердце было свободным, осталась в такой степени равнодушной к серенаде, что не пожелала даже выйти на балкон или подойти к окну?

— Ты просто не знаешь Эллену, друг Бонармо, — горячо возразил Винченцо. — Поэтому я прощаю тебе твои сомнения. Однако в одном ты прав. Она могла бы подать мне какой-то знак, — в полном отчаянии вдруг согласился юноша и умолк.

— Незнакомец предупредил тебя. Он, видимо, знал, какой прием тебе будет оказан, знал и об опасности, которой ты счастливо избежал в первый раз.

— Да, очевидно, он знал! — не сдержавшись, воскликнул Винченцо, забыв об осторожности. — Он и есть мой соперник и намеренно поселил в моей душе сомнения. Он специально облачился в наряд монаха, чтобы я всему поверил. Неужели я буду покорно ждать его, прячась в темноте?

— Ради Бога, Винченцо, умерь свой гнев, — взывал к его благоразумию Бонармо. — Вспомни, где мы находимся. Твои догадки нелепы. — И он принялся успокаивать друга, пока тот наконец не взял себя в руки.

Они долго еще стояли в напряженном ожидании, как вдруг Бонармо наконец различил в темноте, что по дороге от виллы Алтиери кто-то идет к развалинам. Приближавшийся человек ступал столь бесшумно, что его шагов не было слышно. Бонармо лишь видел приближающуюся тень. Но вот незнакомец, подойдя к арке, остановился на дороге, где слабый свет звезд освещал его фигуру. Вивальди, глядевший в другую сторону, не видел его, а Бонармо, зная горячность друга, не спешил его предупреждать. К тому же он считал, что надо прежде убедиться в намерениях незнакомца и в том, что он именно тот, кого они ждут. Когда рост его и одежда убедили Бонармо, что перед ними тот, кто им был нужен, он легонько сжал руку Винченцо. Но прежде чем тот понял его жест, незнакомец, стоявший перед ними, словно растворился в сумерках ночи. Они не услышали ни шума шагов, ни шороха одежды и поэтому были уверены, что он где-то здесь, рядом. Друзья продолжали ждать в полном молчании. Вскоре совсем рядом послышался легкий шорох, движение, и нетерпеливый Винченцо, не выдержав, вышел из своего убежища под аркой и, протянув вперед руки, бросился в темноту, откуда послышался шорох. Во весь голос он потребовал от невидимого незнакомца назвать себя. В ответ наступила полная тишина.

Бонармо, вынув шпагу, пригрозил проткнуть ею любого, кто посмеет приблизиться к ним. То же повторил Винченцо, но ответа не последовало, только друзьям показалось, что кто-то тихо скользнул мимо них. Дорога под аркой была достаточно широкой, чтобы по ней беспрепятственно разминуться, и незнакомец, видимо, воспользовался этим. Винченцо бросился на дорогу, но она была пуста.

— Кто-то прошмыгнул мимо нас совсем близко, — шепотом произнес взволнованный Бонармо. — Мне кажется, я слышал шаги по лестнице, ведущей наверх в развалины.

— Немедленно за ним! — громко воскликнул Винченцо и тут же стал подниматься по полуразрушенным ступеням высеченной в скале лестницы.

— Остановись! Ради Бога, остановись! — испуганно вскричал Бонармо. — Опомнись, что ты делаешь! Не ходи туда, не преследуй убийцу в его логове.

— Это он, монах! — воскликнул Вивальди, продолжая подниматься по лестнице. — На этот раз он не уйдет от меня.

Пока Бонармо у подножия лестницы решал, что ему делать — последовать ли за другом или ждать его здесь, Винченцо уже исчез. Бонармо, испытывая странное чувство стыда и страха перед неизвестностью, наконец взял себя в руки и тоже принялся взбираться по осыпающимся под ногами ступеням на развалины и вскоре очутился на просторной террасе, идущей по всей длине арки, соединяющей два выступа скалы. Кое-где балюстрада террасы еще уцелела, так же как и массивной кладки стены и бойницы. Терраса вела к сторожевой башне, увенчивающей противоположный склон, густо поросший соснами. Отсюда хорошо просматривалась дорога на Неаполь.

Бонармо попробовал окликнуть Винченцо, но ему ответило лишь эхо. После некоторых колебаний он решил углубиться в лабиринт развалин и даже обыскать сторожевую башню, контуры которой были слабо различимы на фоне скалы. Величественная, круглая, она являла собой образец мощи и неприступности.

Войдя под уцелевшие своды крепости, Бонармо очутился в полной темноте. Он еще несколько раз громко окликнул Винченцо, но, не получив ответа, решил вернуться на дорогу. Неожиданно откуда-то до него донесся чей-то голос, и, всмотревшись, он увидел выбежавшего из развалин человека со шпагой в руках. Это был Винченцо. Обрадованный Бонармо бросился к нему.

Винченцо был бледен и задыхался от быстрого бега. Прошло какое-то время, прежде чем он отдышался и смог отвечать на вопросы. До этого он, казалось, не слышал их.

— Уйдем отсюда! — наконец воскликнул он. — И как можно скорее.

— С удовольствием, — охотно согласился Бонармо. — Но где ты был все это время? Я вижу, что с тобой что-то стряслось.

— Не спрашивай меня, уйдем отсюда, — повторил Вивальди.