Эти слова объяснили бедной девушке все. Она слушала их, стоя неподвижно, словно окаменела. Трудно сказать, какие чувства и мысли переполняли ее: сначала это был испуг, потом стыд, а затем ее охватили гнев, чувство протеста и искреннее негодование, что кто-то посмел обвинить ее в попытке вторгнуться в чужой дом против желания его хозяев. Оскорбленная гордость наконец помогла ей обрести силы и дар речи. Она потребовала объяснить, кто посмел ее так грубо похитить, увезти из родного дома и по чьей воле ее хотят насильно заточить в монастырь.
Настоятельница, не привыкшая к возражениям, сразу даже не нашлась, что ответить строптивой ослушнице. Эллена уже понимала, какая гроза может обрушиться сейчас на ее голову, но уже не испытывала ни страха, ни бессильного отчаяния.
«Ведь это надо мной совершено насилие, — говорила она себе. — Неужели оно должно восторжествовать, а невинная его жертва понести наказание. Нет, им не удастся добиться от меня смирения и покорности. Мне только надо сохранять присутствие духа, способность оценить своего противника, предугадать его действия. Я должна не бояться, а презирать его и добиться над ним превосходства». Так уговаривала себя бедная девушка, готовясь к худшему.
— Я должна напомнить вам, — наконец обрела дар речи настоятельница, — что в вашем положении вопросов не задают. Лишь чистосердечное раскаяние, смирение и покорность могут смягчить вашу участь. Можете идти.
— Благодарю вас, — с достоинством ответила Эллена, поклонившись. — Мне остается лишь уповать на милосердие моих притеснителей.
Понимая, что дальнейшие протесты бесполезны и даже унизительны, девушка подчинилась своей участи, твердо решив даже в страданиях, если они ей суждены, никогда не терять достоинства.
Уже знакомая монахиня с недобрым лицом провела ее через трапезную, где собрались монахини после вечерней молитвы. Поймав на себе их настороженные изучающие взгляды, заметив улыбки и слыша оживленное перешептывание, Эллена с горечью поняла, что вызывает не только простое любопытство, но и подозрение. Она едва ли может рассчитывать на сострадание и доброжелательность тех, кто, вознеся в храме вечернюю молитву Господу, не очистился от недоброго чувства злорадства при виде чужого горя и унижения.
Крохотная каморка, в которую монахиня провела Эллену, скорее напоминала тюремную камеру, чем монастырскую келью. Небольшое оконце было забрано железной решеткой, на полу лежал матрац, из мебели были лишь стул и небольшой столик, на котором стояло распятие, а рядом легкий молитвенник. Эллена, оглядев стены своего нового жилища, с трудом подавила в себе вздох отчаяния. Ее жизнь внезапно и разительно изменилась. Винченцо далеко и, возможно, никогда не узнает, где она. Слезы душили ее, но она сдержала их, ибо тут же вспомнила о маркизе ди Вивальди. Ее одну она считала теперь повинной во всех несчастьях, столь неожиданно обрушившихся на нее. Вопреки заверениям тетушки, семья Вивальди не пожелала знаться с ней. При мысли, что ее так грубо и жестоко отвергли, все восставало в Эллене. Она корила себя за то, что уступила уговорам тетушки и Винченцо. Она не должна была соглашаться на тайное обручение. Ей не нужны ни почести, ни привилегии этого брачного союза, если они достаются такой ценой. С гордостью думала она о своем скромном труде, обеспечивавшем им с тетушкой независимое и достойное существование; уверенность в своей полной невиновности внезапно уступила место раскаянию.
«Возможно, мать настоятельница была не так уж несправедлива ко мне, — горько сокрушалась Эллена. — Я заслуживаю наказания, осмелившись вступить в брак с Винченцо против воли его родителей. Но все еще можно поправить, можно сохранить и свою независимость, и честь, навсегда отказавшись от Винченцо. Но как смогу я сделать это! Неужели я отрекусь от того, кто так любит меня, обреку и его на страдания? Того, о ком я не могу вспомнить без слез, кому дала обет верности перед Богом по совету и воле моей дорогой тетушки накануне ее смерти! Справедливо ли это будет, возможно ли поступить так? Могу ли я сделать моего возлюбленного несчастным в угоду предрассудкам его семьи?»
Бедная Эллена была в полном смятении. Мысль об отказе от брака с Винченцо казалась столь невозможной, что она тут же прогнала ее, но, вспомнив о его семье, она подумала, что и сама не согласится стать членом ее против воли родителей Винченцо. Мысленно она готова была даже посетовать на бедную тетушку, чья доверчивость была повинна в ее несчастьях, но Эллена слишком любила покойницу, так что тут же пристыдила себя за такие мысли, теперь ей оставалось лишь терпеливо сносить невзгоды, раз так случилось. Она также прогнала мысль о том, чтобы пожертвовать любовью Винченцо ради обретения свободы, или же, если ему вдруг удастся отыскать и освободить ее, потом гордо отвергнуть его. Но чем больше она думала о том, что ему никогда не найти ее, тем больше понимала, как боится потерять его. Она поняла, что то сильное чувство к нему, которое переполняло ее сердце, было слишком дорого ей.
ГЛАВА VII