Итальянская кампания и экспедиция в Египет и Сирию 1796–1799 гг.

Великий герцог Тосканский был первым европейским государем, признавшим республику. Когда Французская армия заняла Италию, он находился с Францией в мире. Его владения, расположенные по ту сторону Апеннин, не имели никакого влияния на театр военных действий. Если после обложения Мантуи одна французская бригада направилась в Ливорно, то это было сделано с целью изгнать оттуда английскую торговлю и облегчить борьбу за освобождение Корсики; в остальном владения Тосканы остались неприкосновенны. Ливорнский гарнизон никогда не был больше 1800 человек. Это, без сомнения, была жертва – использовать три батальона на второстепенную цель, – но туда была назначена сначала 75-я полубригада, сильно пострадавшая и нуждавшаяся в отдыхе. Манфредини, премьер-министр великого герцога, проявил находчивость и энергию в устранении препятствий, могущих повредить его государю, и великий герцог был ему обязан сохранением своих владений. Три или четыре малозначащие конвенции были заключены между главнокомандующим и маркизом Манфредини. Согласно последней из них, подписанной в Болонье, из Ливорно эвакуировался французский гарнизон. По этому случаю великий герцог в уплату старых расчетов передал в армейскую казну 2 миллиона. По Кампо-Формийскому миру этот государь сохранил свои владения в неприкосновенности. Он испытал некоторое беспокойство, но ему не было причинено вреда, и в течение итальянской войны его ни разу не обидели как из уважения к существующим трактатам, так и вследствие желания смягчить вражду, питаемую Лотарингским домом к республике, и отвлечь его от Англии[58].

VII. С королем Неаполитанским

Когда Французская армия прибыла на Адидже и вследствие этого Средняя и Нижняя Италия оказались отрезанными от Германии, князь Пиньятелли прибыл в главную квартиру, просил и добился для неаполитанского короля перемирия, подписанного 5 июня 1796 г. Неаполитанская кавалерийская дивизия численностью в 2400 коней, составлявшая часть армии Болье, стала на квартирах близ Брешиа среди Французской армии. Неаполитанский уполномоченный отправился в Париж для обсуждения и подписания окончательного мира с республикой. При переговорах возникли затруднения вследствие неуместных придирок Парижа, а также вследствие недобросовестных уверток, столь обычных для двора обеих Сицилий. Директория должна была считать за большую удачу то, что удалось обезоружить неаполитанского короля, потому что у него было в строю 60 000 человек и он располагал 25 000–30 000 человек для посылки на По. Наполеон не переставал торопить с заключением этого договора. Министерство иностранных дел в Париже требовало контрибуции в несколько миллионов, платить которую Неаполитанский двор резонно отказывался. Но в сентябре, когда стало известно, что союз Испании с Францией и освобождение Корсики от английского ига побудили Сент-Джеймский[59] кабинет отозвать свои эскадры из Средиземного моря, вследствие чего господство в Средиземном море и в Адриатике перешло к тулонским эскадрам, – встревоженный Неаполитанский двор подписал все, что хотела Директория, и мир был заключен 8 октября. Но ненависть и недобросовестность этого двора и отсутствие у него уважения к своей подписи на договорах были таковы, что еще долго после заключения мира двор этот беспокоил Италию передвижениями войск на своих границах и угрозами нападения, как будто состояние войны продолжалось. Трудно выразить негодование, возбуждаемое таким отсутствием всякого стыда и всякого уважения к людям, что и привело в конце концов к свержению этого кабинета.

VIII. С императором Германским

Французское правительство предписало Наполеону в начале сентября, когда Рейнская и Самбро-Маасская армии были еще в Германии, сообщить императору, что если он не согласится на мир, то его морские базы в Фиуме и Триесте будут разрушены. От такого неуместного заявления нельзя было ожидать ничего хорошего.

Позже, однако, когда Самбро-Маасская и Рейнская армии были отброшены во Францию, а предмостные укрепления Келя и Гюнингена – осаждены, Моро предложил перемирие, от которого эрцгерцог отказался, заявив о своих претензиях на оба предмостные укрепления. Когда фельдмаршал Вурмзер с почти 30 000 австрийцев был блокирован в Мантуе и усилия Альвинци выручить его потерпели неудачу у Арколе, Директория стала надеяться, что будет заключено общее перемирие, по которому Гюнинген и Кель останутся за Францией, а Мантуя – за Австрией. Генерал Кларк получил необходимые полномочия, чтобы отправиться в Вену и предложить общее перемирие до июня 1797 г. Осаду Келя и Гюнингена предлагалось снять, а для Мантуи сохранить status quo[60]. Австрийские и французские комиссары должны были ежедневно пропускать в эту крепость продовольствие, потребное жителям и войскам.