Итальянская новелла ХХ века

Он вышел из машины хмурый, злой, едва окинув взглядом распростертые на тротуаре тела убитых. В ту же секунду один из часовых, шагнув вперед и всем своим видом показывая, как он доволен тем, что начальство явилось в самый подходящий момент, отрапортовал, что все в порядке. Целый день, докладывал чернорубашечник, им вчетвером удавалось удерживать людей, пытавшихся приблизиться к трупам. Чтобы рассеять этих людишек (почти наверняка это были родственники изменников: женщины в неистовстве кричали, рыдали, мужчины проклинали убийц, и, право, нелегко было их отогнать), пришлось дважды стрелять в воздух, и лишь тогда они попрятались на противоположной стороне Соборной площади и корсо Джовекка, откуда, как мог убедиться камерата Аретузи, некоторые до сих пор упорно не желают убраться. Но что им делать, — тут часовой поднял руку и показал на окно, за которым вырисовывался неподвижный силуэт Пино Барилари, — вон с тем синьором? Право слово, он какой-то чудной: никакие приказания, угрозы и даже автоматная очередь не заставили его отодвинуться хотя бы на миллиметр. Может, он глухой? Не будь железная штора аптеки опущена, один из них, уж конечно, поднялся бы наверх и добром или силой, но заставил бы этого типа убраться к себе в комнату…

В то же мгновение, словно ужаленный змеей, Ирод метнул яростный взгляд на окно, указанное ему чернорубашечником. На улице уже было темно. Туман, наползавший из Крепостного Рва, густел с каждой минутой. На всем проспекте Рома, на расстоянии, по крайней мере, ста пятидесяти метров, среди темных окон многочисленных адвокатских контор и банков, светилось наверху лишь это одно-единственное окно. Не отрывая от него глаз, Ирод тихо выругался, злобно скривив губы, и гневно дернул плечом. Но затем быстро повернулся и изменившимся голосом, походившим на пугливый шепот, велел четырем чернорубашечникам обождать еще двадцать минут, пока за трупами не приедут посланные им люди, и ни в коем случае не трогать этого чудака.

IV

И все же многое можно было себе представить.

Прежде всего — помещение на втором этаже аптеки, хотя никому в городе, даже друзьям покойного доктора Франческо по масонской ложе, не удалось, насколько мне известно, переступить даже порог задней комнаты. Витая лесенка связывала эту комнату с верхним этажом. Там, кроме столовой, парадной гостиной и супружеской спальни (не считая, конечно, всяких подсобных помещений), имелась еще одна комната — бывшая детская Пино, куда он, видимо, вновь перебрался сразу после паралича. Никто из горожан не бывал здесь и ничего в точности не знал. Однако, подумав хорошенько, можно было зримо представить себе квартиру Пино, словно вы рассматривали ее план и, даже более того, сами в нее заглянули. Вы могли бы показать, на какой стене висит в столовой фотография Разновеса в массивной позолоченной раме, и описать форму люстры, заливавшей ярким белым светом зеленое сукно ломберного столика, за которым аптекарь в полном одиночестве каждый вечер раскладывал пасьянс, и даже рассказать о том, какое впечатление производили в этом старинном доме поставленные повсюду, и особенно в спальне, современная мебель и разные безделушки, появившиеся здесь с приходом молодой жены. И потом долго, во всех подробностях говорить о соседней со спальней комнатке (ее окна также выходили во внутренний дворик), куда Пино удалялся после ужина и где он только спал, о маленькой, почти детской кроватке в углу, о письменном столике у одной стены и шкафе — у другой, а также о стоящем в ногах кровати широком, с изогнутой спинкой кресле, с шотландским пледом в голубую и красную клетку, — кресле, которое синьора Анна каждое утро переносила в столовую к самому окну, где Пино и просиживал до самого вечера. При желании можно было перечислить авторов всех до одной книг в застекленном книжном шкафчике, приютившемся между дверью и калорифером (впрочем, и в этом сказывалось бы наше желание приписать Пино Барилари нечто принадлежащее нашему детству, поре утраченного целомудрия): Сальгари, Жюль Верн, Понсон дю Террайль, Дюма, Майн Рид, Фенимор Купер. Были даже «Приключения Гордона Пима» Эдгара По с нарисованным на обложке огромным белым призраком с косой, занесенной над малюсенькой шлюпкой путешественника. Томик Эдгара По стоял отдельно, на тумбочке у кровати, таким образом, что рисунок на обложке не был виден. Достаточно было перевернуть книгу, чтобы белый призрак, хоть и не исчезал, а оставался тут, рядом, но уже не вызывал страха. Здесь же, на тумбочке, — альбом марок, в стакане — несколько цветных карандашей, дешевый перочинный ножик и наполовину истертый ластик…

Можно было предположить и многое другое.

— Куда это ты? — спросил, как видно, Пино вечером 15 декабря 1943 года, оторвавшись от пасьянса.

Анна встала из-за стола. Ничего ему не ответив, она направилась к двери. И уже из темного коридора, откуда открывался ведущий на винтовую лестницу люк, до него донесся спокойный голос жены:

— Куда же еще? Конечно, вниз, дверь запереть.