Итальянская новелла ХХ века

Однако и неореализм и сказочность не мешали Кальвино уже в начале пятидесятых годов создать ряд острых психологических новелл и повестей. Основной смысл новелл из цикла «Трудная любовь» (в наш сборник включен рассказ «Случай со служащим») — полемика с «крестным отцом» Кальвино в литературе Чезаре Павезе. Кальвино стремится доказать, что разобщение людей, их отчужденность — вовсе не извечное и роковое проклятие, что она имеет социальные корни и психологически преодолевается даже самой простой близостью двух любящих… Было бы, разумеется, упрощением представлять всех итальянских писателей-неореалистов сороковых и пятидесятых годов как некую сплоченную школу, объединенную общими канонами и приемами письма. Мы уже видели немало различий в их среде, когда говорили об отдельных писателях. Многие неореалисты в большей мере устояли перед «искушениями хроники», сохранили приверженность к психологизму. В их числе нужно назвать Джорджо Бассани. Его вершина — «Феррарские повести», откуда взят рассказ «Ночь 1943 года»; эта книга тесно связана с темой антифашистских битв. Писатель ставит лицом к лицу с великими и трагическими событиями своих персонажей — провинциальных обывателей, мелких буржуа, чтобы с помощью тонкого и точного психологического анализа показать их конформизм, неспособность к действию и прочие качества, служившие питательной средой для фашистского микроба. По своему пафосу психологические повести Бассани близки к социальному пафосу неореализма с его глубоким демократизмом, правдивостью и человечностью, благодаря которым они навсегда сохранят свое значение как образец благородного искусства, созданного неповторимой эпохой.

* * *

Сейчас всеми критиками признано, что в середине пятидесятых годов неореализм пережил кризис и был преодолен большей частью талантливых писателей. Чем же вызвано было это неожиданное оскудение прежде столь могучего потока? Для понимания этого уместно будет провести историческую параллель, очень многозначительную, несмотря на всю обычную условность исторических аналогий. Я имею в виду параллель между периодами Рисорджименто и Сопротивления, которое, кстати, итальянцы часто называют «вторым Рисорджименто».

Итак, первый ряд: мощный национальный миф, идеология Рисорджименто, литература, порожденная долгим периодом борьбы за национальную независимость, романтизм. Затем — реакция против позднего романтизма, утверждение позитивистской философии и веристской эстетики, порожденные стремлением отказаться от иллюзий, заменить идеальное реальным и познать подлинную Италию. И, в сущности, очень быстро, через каких-нибудь двадцать — двадцать пять лет, расцвет спиритуализма, националистической идеологии толка Коррадини — Д'Аннунцио, воинствующий эстетизм, потом — «больные дети века».

Второй ряд: идеология Сопротивления. Этот термин вполне закономерен, его не раз употреблял Тольятти, подчеркивая всенародныйхарактер движения. Но именно в силу того, что в движении Сопротивления приняли участие самые различные общественные слои, эта идеология была несколько абстрактной. Партизаны, сражавшиеся в бригадах имени Гарибальди, подобно карбонариям девятнадцатого века, верили, что надо только добиться победы над наци-фашизмом (в девятнадцатом веке — освободиться от власти иноземцев и светской власти папы), и тотчас, почти автоматически, будет создана справедливая, демократическая, свободная, совершенно новая Италия. Однако история сложилась иначе.

Несмотря на крушение монархии, демократическую конституцию, несмотря на быструю индустриализацию страны и некоторый рост жизненного уровня, мечта о справедливой, демократической и свободной Италии не сбылась. «Обществу благоденствия» не удалось радикально решить многие из исторически образовавшихся хронических сложностей и бед, продолжающих терзать страну. А к ним прибавились новые, вызванные к жизни «неокапитализмом» и связанные с подчас уродливой урбанизацией, диспропорцией экономического развития и т. д. И, быть может, самое обидное и тревожное — все возрастающая обезличенность человека, производителя и потребителя материальных и духовных ценностей.

Нет сомнения, что люди, пережившие ужас и позор двадцатилетия, а потом знавшие славные месяцы Сопротивления, имеют право на иные условия человеческого существования.