Мне наложили полный карман папирос на блаженном острове Ирэн. Я дал ему и папиросу. Тогда незнакомец, после некоторой внутренней борьбы, решительным голосом сказал:
— Может быть, у вас найдется и пять лир?
Я опять отскочил, потому что подумал, не собирается ли он меня ограбить.
Незнакомец понял мой страх и поспешил успокоить:
— Не бойтесь, не бойтесь, синьор! За кого вы меня принимаете…
И с оттенком некоторого благородства в голосе он заявил:
— Я — нищий.
Последовало короткое молчание. Я подыскивал вежливую фразу, чтобы извиниться за неподходящее движение. Хотел сказать, что заинтересован его судьбой и благодарен за оказанное мне доверие. Но пока я подыскивал слова, незнакомец повторил:
— Прошу милостыню…
Наконец, я нашелся и спросил:
— Давно?
— Несколько часов… уже…
— А я вас принял за мудреца времен Александра Македонского…
— Не знаю, о ком вы говорите!.. Еще несколько месяцев тому назад я спокойно и скромно зарабатывал на хлеб. Горе пришло ко мне под маской счастья. Я жил в Маленьком переулке довольно близко от центра, и моего заработка мне почти хватало на скромную жизнь. Одна шайка бандитов предложила мне двадцать тысяч лир, чтобы я уступил им квартиру. Сумма показалась мне колоссальной. Я согласился, но не нашел другой, не нашел даже подходящей скромной комнаты: только гостиную с ванной в одном перворазрядном отеле. Думал: ну, ладно, на несколько дней!.. Но, увы, ничего другого уже не нашел!.. Мои двадцать тысяч испарились, или, вернее сказать, переместились в карман хозяина отеля. А за это время я обносился совершенно и уже не мог ничего купить. Видите — остался только фрак. Я не мог приобрести даже шляпы. А свою я где-то забыл вчера. Жалованья, которого прежде хватало на все, теперь едва хватает на оплату гостиной с ванной в отеле. Чтобы не умереть с голоду, мне остается только просить милостыню. Вот почему, синьор, вы видите меня во фраке, без шляпы, просящим милостыню на этой площади. Будь они прокляты!..
Я молча дал ему пять лир. Он поблагодарил от всего сердца и сказал:
— Если бы к спичке, папиросе, к пяти лирам вы могли бы, синьор, еще присовокупить какое-нибудь указание или совет, столь ценные в моем критическом положении…
— Не знаю, синьор!.. Но ведь человек состоит из души и тела. Попробуйте подчинить тело душе — это единственный выход и успокоение в наши времена.
— Я вас не понимаю…
— Я и сам не понимаю. Я — человек, посвятивший себя делам; только чистый философ помог бы вам найти счастливый выход. Попробуйте обратиться к синьору Джонато, живущему в пансионе синьоры Ирэн…
— Скажите, пожалуйста, адрес!..
Застигнутый врасплох вопросом, я вмиг сообразил, что по разным причинам не могу вспомнить дороги ни туда, ни назад.
— Погодите, — сказал я, — вы не помните, с какой стороны я шел на площадь?
— Не помню, синьор. Я был словно в трансе и увидел вас уже на площади. Вы озирались, как сейчас.
После отчаянных и напрасных попыток сориентироваться, я воскликнул с крайним волнением!
— Тогда, значит, мне никогда уже не попасть на блаженный остров Ирэн!..
— Не думайте об этом, синьор, но если у вас найдется какая-нибудь шляпа — пошлите мне!.. Вот мой адрес.
Он вынул из кармана бумажку и карандаш и написал свой адрес и имя, — не стоит повторять их… Это была самая известная и шикарная гостиница в Милане…
— Спокойной ночи!..
Джованни Папини
Обмен душами
Один, и Другой были сильны и здоровы, и обоим было под тридцать. Они обедали в одних и тех же ресторанах, сидели рядом в концертах, одалживали друг у друга книги. Не раз Один предлагал Другому сигару, и Другой брал ее, протягивая взамен свежий журнал, лежавший у него в кармане.
Но, если я не ошибаюсь, их отношения не были столь уж близкими, и, когда они пожимали друг другу руки, Один чувствовал сквозь ворсистую кожу перчатки, что мягкие пальцы Другого не задерживались в этом пожатии с излишней сердечностью.
Однако ни Один, ни Другой не походили на людей, среди которых они жили, как, впрочем, не походили они и друг на друга, и я нисколько бы не удивился, если бы за их молчанием скрывались самые неожиданные и любопытные мысли. Но в наши дни странные люди — явление такое распространенное, что на них уже перестаешь обращать внимание.
Но то, что я узнал потом, заставило меня изменить обычному равнодушию. Говорят, что однажды, во время совместной прогулки после завтрака, Один сказал Другому:
— Не согласились бы вы обменяться со мной чем-то очень важным? — Это было сказано сразу, без всякой подготовки. Они никогда не говорили между собой о личных делах.
Другой ответил:
— Я охотно пойду на любой обмен, если только не слишком много при этом потеряю.
— Обмен, который я вам предлагаю, не поддается предварительному расчету. Нельзя знать заранее, кто из нас проиграет, а кто выиграет.
— Тем лучше. Я не ищу риска, но и не избегаю его.
— Но боюсь, что обмен, который я предлагаю, покажется вам невозможным.
— А разве так уж необходимо, чтобы я признал его возможным заранее? Раз вы на него идете, то уж я, во всяком случае, могу подумать над вашим предложением.