Итальянская новелла Возрождения

Этот благороднейший поступок умилил и поразил всех окружающих. Однако стражники (хотя эти отбросы человечества тоже дивились такому благородству) настаивали на том, чтобы отвести узника к подеста, и ничуть не помогли слова вдовы, говорившей им, что потерпевшая она, что она простила убийцу и что случившееся никого, кроме нее, не касается. Итак, они повели юношу к подеста, а он продолжал взывать:

— Матушка, раз вы взяли меня в сыновья, защитите меня, как мать!

Тронутая этими словами, вдова покрыла мертвого сына черным платком и, последовав за несчастным во дворец сказала подеста:

— Сударь, вам уже не к чему проявлять свою власть над этим узником, ибо я, потерявшая сына, простила тому, кто его убил, и усыновила его. И я так же горячо его люблю, как любила другого, рожденного мною. Поэтому я прошу вас приостановить разбирательство его дела.

Подеста, который по своей природе был человек в высшей степени непреклонный и гораздо более считавшийся со строгостью законов, чем с милосердием, отвечал ей:

— Ливия, если вы простили убийце и его усыновили, вы поступили хорошо и дали ясное доказательство вашего великодушия, но от этого закон ему отнюдь еще не простил, и я не могу рассматривать его иначе как убийцу и должен предать его смерти, блюдя правосудие, для охранения которого я поставлен на занимаемое мною место.

И с этими словами он приказал отвести юношу в тюрьму и отрубить ему голову на следующий день, как это было предписано законом.

На это вдова воскликнула:

— Увы, господин мой, вы не допустите, чтобы ваша непреклонная справедливость совершила надо мной такую несправедливость, что я окажусь вдвойне несчастной. И если непреднамеренная случайность заставила меня оплакивать смерть одного сына, подаренного мне природой, вы не допустите, чтобы ваша суровость преднамеренно заставила меня оплакивать другого, которого я по собственному выбору назвала своим, ибо, если бы вы это сделали, я больше имела бы оснований жаловаться на вас, чем на того, кто убил моего первого сына.

Однако эти слова нисколько не поколебали решения подеста; наоборот, он продолжал упорно придерживаться строжайших статей закона и предписаний, полученных им от своих синьоров.

В то время в Фонда находился синьор Просперо Колонна, который обладал душой не менее благородной и отзывчивой, чем великодушной и отважной. Узнав об этом, Ливия отправилась к нему и стала горячо молить:

— О господин мой, да осчастливит меня ваше милосердие, ибо счастливое имя Просперо[171], которым вас нарекли, поселяет во мне твердую в этом уверенность. И так как милостью божьей вам дана власть над законами, — не говоря о ваших собственных распоряжениях, — и право смягчать их суровость, согласуя то одни из них, то другие с неписаными законами человеческой совести, я умоляю вас о пощаде для несчастного моего сына, которого ваш подеста приговорил к отсечению головы. Ни мои мольбы, ни приведенные мною доводы не могли склонить его к милосердию, и я вижу, что мне придется оплакивать смерть сына, если ваше благорасположение хоть сколько-нибудь не облегчит моих мучений.

И она рассказала этому благородному синьору все, что случилось.

Синьор бесконечно подивился тому, насколько сильным оказалось благородство женской души, если мать, забыв о смерти сына, усыновила его убийцу. Поэтому, обладая душою поистине римской и видя возвышенность ее щедрого сердца, он сказал ей:

— Пусть, о женщина, твое благородство победит суровую власть законов и силу наших указов, и так как ты поступила столь добродетельно и столь возвышенно, я дарю тебе сына. Которого ты себе избрала, и, хотя подеста осудил его по праву, я хочу великодушно сохранить его для тебя.

И с этими словами он повелел привести к себе юношу и сказал ему:

— Твое преступление заслуживало бы, чтобы, как судил подеста, у тебя отняли жизнь, однако великодушный поступок, совершенный по отношению к тебе этой благородной женщиной при таких обстоятельствах, которые давали ей повод желать твоей смерти, заслуживает того, чтобы я подарил ей тебя живого. И я охотно это делаю, ей на радость, чтобы она могла насладиться плодами благородства своего сердца. А ты пойми, скольким ты ей обязан, и всегда будь к ней таким, как того заслуживает ее удивительное благородство, которое убедило меня в том, что она настолько выше своего пола, насколько мало нанесенный ей тобою ущерб заслуживает благородного обхождения с ее стороны.

Юноша воздал синьору бесконечную благодарность за дарованную ему жизнь и обещал ему, что сумеет оправдать благородство матери и его великодушие так, чтобы и она и он могли навеки оценить его благородное сердце. И так, отпущенные великодушным синьором, они отправились домой и приготовили для убитого почетные и величественные похороны. А затем Ливия и юноша стали жить вместе в полном согласии.

И когда много лет спустя Ливия достигла предела своей жизни, она, прежде чем отдать богу душу, позвала к себе юношу, названного ею по имени убитого сына, и, взяв его за руку, сказала: