Пока они пребывали в таком состоянии, любуясь друг другом, танцы окончились и затеяли хоровод с «венком», или, как его называют другие, с «гирляндой». Когда игра началась, некая дама пригласила Ромео; войдя в игру, Ромео стал делать то, что полагалось, и, передав венок одной из дам, подошел к Джульетте, как того требовал порядок игры, и взял ее за руку к невыразимому обоюдному удовольствию. Джульетта оказалась между Ромео и Маркуччо, прозванным «косоглазым». Он был придворным и славился своей учтивостью; все его любили за острый язык и всякие прибаутки, ибо у него была всегда наготове какая-нибудь веселая выдумка, дабы рассмешить компанию, и он умел позабавиться, не обижая никого. Между прочим, у него и зимой, и летом, и в остальные времена года руки были холоднее, чем альпийский лед, и сколько бы он ни старался их отогреть у огня, всегда они оставались холодными. Джульетта, у которой с левой стороны был Ромео, а с правой Маркуччо, почувствовав, что ее милый взял ее за руку, желая вызвать его на разговор, обратилась к нему с оживленным лицом и трепещущим голосом сказала:
— Да будет благословен тот миг, когда вы оказались рядом со мной! — И с этими словами она нежно пожала руку Ромео. Юноша тоже тихонько сжал ей руку и так ей ответил:
— Мадонна, за что вы меня благословляете? — потом посмотрел на нее умоляющими глазами и, наклонившись к ее устам, глубоко вздохнул.
Тогда Джульетта, сладостно улыбнувшись, сказала:
— О, не удивляйтесь, благородный юноша, что я благословляю ваш приход: мессер Маркуччо своей холодной рукой меня совсем заморозил, а вы, по милости вашей, согрели меня нежным рукопожатием.
На что Ромео, не задумываясь, ответил:
— Мадонна, то, что я мог доставить вам приятность каким бы то ни было способом, меня безмерно радует, и я ничего другого в мире так не желаю, как услужить вам, и буду почитать себя счастливым, если вы соблаговолите приказывать мне, как вашему последнему слуге. Если моя рука вас согревает, то огонь ваших прекрасных глаз воспламенил меня, и если вы не поможете мне потушить этот пожар, не пройдет и минуты, как я весь сгорю и обращусь в пепел.
Не успел он произнести последние слова, как игра с «венком» кончилась. Поэтому Джульетта, загоревшаяся любовью, со вздохами пожимая ему руку, успела только промолвить в ответ:
— Увы, что могу я вам сказать, кроме одного, что я больше принадлежу вам, чем себе самой!
Ромео, когда гости стали расходиться, задержался, чтобы проследить, куда направится девушка; но немного ему понадобилось времени, чтобы убедиться, что Джульетта — дочь хозяина дома; к тому же это подтвердил один из его благожелателей, когда он расспрашивал его о присутствующих дамах. Это открытие повергло Ромео в страшное отчаяние. Он понял, сколь опасно и трудно ему будет добиться желанного исхода своей любви. Но рана уже открылась, и любовный яд постепенно проникал в нее. В свою очередь Джульетта жаждала узнать, кто же тот юноша, во власти которого она целиком оказалась. Она позвала свою старую кормилицу, вошла в комнату и, подойдя к окну, через которое проникал свет факелов с улицы, стала расспрашивать ее: кто тот юноша в пышной одежде, и тот, который не выпускает из рук шпагу; потом спросила, а кто тот красавец, который держит маску в руке. Добрая старушка, которая была обо всех наслышана, всех назвала по имени и, отлично зная Ромео, назвала и его. Девушка при упоминании имени Монтекки вся замерла: отчаяние овладело ее душой — Ромео никогда не будет ее мужем по причине смертельной вражды между двумя семействами; однако она и виду не подала и пошла спать. В эту ночь она почти не сомкнула глаз; тысячи разнообразных мыслей проносились у нее в голове; но отказаться от своего чувства к Ромео она не могла и не хотела, ибо загорелась к нему сильной любовью. Перед ее очами вставала неотразимая красота Ромео, и чем труднее и опаснее представлялось ей положение, тем больше, с потерей надежды, возрастала в ней страсть. Так, борясь с двумя противоположными мыслями, из которых одна укрепляла Джульетту в ее намерении, другая же отрезала все пути к счастью, она, не переставая, твердила себе: