— Мне плевать. Главное, что грим позволяет свободно передвигаться.
— Если желаете анонимности, почему просто не остаться дома?
— Потому что я прирожденный бродяга. Изабел подозрительно прищурилась:
— В тот раз вы были вооружены. А сейчас тоже прячете оружие под сутаной?
— Нет, если не считать примотанной к груди взрывчатки.
— Я видела этот фильм. Омерзение. И вся сцена — только предлог, чтобы прославить насилие и показать мускулатуру.
— И все же он собрал сто пятьдесят миллионов.
— Лишний раз доказывает мою теорию о вкусах американцев.
— Люди, живущие в стеклянных домах, доктор Фейвор… и далее, как в пословице.
Значит, он ее узнал.
Лоренцо поправил очки в стальной оправе.
— Я не слишком разбираюсь в принципах самопомощи, но все же слышал о вас. Кстати, докторат настоящий или вранье?
— Самый настоящий. У меня докторская степень по психологии, что позволяет ставить довольно точные диагнозы. Вы тупица, ничтожество и подонок. А теперь оставьте меня в покое.
— О'кей, вот теперь я разозлился. — Он ускорил шаг. — Той ночью я тебя не насиловал, стало быть, и извиняться не за что.
— Вы разыгрывали жиголо.
— Только в твоем живом воображении.
— Вы говорили по-итальянски.
— А ты — по-французски.
— Проваливайте. Нет, погодите, — встрепенулась она. — Вы мой домовладелец, и мне нужна горячая вода.
Он поклонился паре старушек, шествовавших рука об руку, мало того, благословил, небрежно перекрестил, за что, по твердой уверенности Изабел, его ожидало лишнее тысячелетие в чистилище, а может, и в аду. Но, сообразив, что спокойно наблюдает все это безобразие, становясь невольной пособницей, снова пустилась в путь. К сожалению, он и не думал отставать.
— А куда подевалась горячая вода?
— Понятия не имею. И ваши служащие не желают ничего предпринимать.
— Это Италия. Здесь все делается не спеша.
— Просто почините водопровод. Больше я ни о чем не прошу.
— Посмотрю, что тут можно сделать. Он потер фальшивый шрам на щеке.
— Доктор Изабел Фейвор… Трудно поверить, что я затащил в постель американского хранителя добродетели новых дней.
— Не новых. Я старомодная моралистка и именно поэтому нахожу столь отталкивающим то, что проделывала с вами в ту ночь. Но все-таки собираюсь отнести это за счет травмы и простить себя.
— Жених тебя бросил, а карьера пошла под откос. Пожалуй, все это заслуживает прощения. А вот шутить с налоговым управлением не следовало.
— Шутила не я, а мой бухгалтер. Он оказался вором.
— А я-то предполагал, что человек с докторской степенью в психологии видит своих служащих насквозь.
— Предполагать можно что угодно. Но как вы заметили, я превращаюсь в черную дыру там, где речь идет о бедах человечества.
Его смешок имел отчетливо дьявольский оттенок.
— И многим мужчинам ты позволяешь себя снимать?
— Убирайтесь.
— Я не осуждаю, как ты понимаешь. Просто из любопытства.
Они вышли с тенистой улочки на площадь, и Лоренцо зажмурил один глаз.
— Я никогда не позволяла мужчинам снимать себя! Никогда! Просто той ночью со мной что-то сделалось. Я была не в себе. Если я еще и подхватила от вас какую-то ужасную болезнь…
— Пару недель назад у меня была простуда, но с тех пор…
— Не умничайте! Я читала про вашу очаровательную квоту. По вашим собственным словам, вы… постойте, как там это? «Перетрахали свыше пятисот женщин». Даже допуская некоторое преувеличение, вы сексуальный партнер из группы особого риска.
— Эта, как ты говоришь, квота, совершенно не соответствует истине.
— Вы этого не говорили?
— Вот тут ты меня прижала.
Она бросила на него, как надеялась, уничтожающий взгляд, но, не имея особой практики в подобного рода вещах, с первого раза достичь цели скорее всего довольно затруднительно.
Он благословил проходящего мимо кота.
— Тогда я был молодым актером, считавшим, что немного лишней известности не помешает. Нужно же парню как-то жить!
Ее так и подмывало спросить, сколько женщин было на самом деле, и единственным способом сдержаться было ускорить шаг.
— Максимум сотня.
— Я не спрашивала, — парировала она. — И это отвратительно.
— Шучу. Даже я не настолько распутен. Вы, порода гуру, не имеете чувства юмора.
— Я не из породы гуру и, поверьте, обладаю прекрасным чувством юмора, иначе с чего бы согласилась говорить с вами.
— Если не хочешь, чтобы тебя судили по событиям той ночи, не суди других, и меня тоже.
Он схватил ее пакет и заглянул внутрь.
— Что там?
— Пирожное. Я сама его купила. Эй, что вы делаете? Лоренцо ловко схватил пирожное и откусил большой кусок.
— До чего же здорово, — промямлил он с полным ртом. — Как сочное «фиг ньютоне»[21]
. Хочешь?— Нет, спасибо. Угощайтесь на здоровье.
— Тебе же хуже.
Он слопал пирожное и облизнулся.
— В Штатах еда никогда не бывает такой вкусной, как здесь. Ты уже заметила?
Она заметила, но, поскольку как раз добралась до бакалеи, предпочла промолчать.