Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1

8. Мы на крайнем пределе веков!.. К чему оглядываться назад, раз нам нужно высадить таинственные двери невозможного? Время и Пространство умерли вчера. Мы живём уже в абсолютном, так как мы уже создали вечную вездесущую скорость.

9. Мы желаем прославить войну – единственную гигиену мира – милитаризм, патриотизм, разрушительный жест анархистов, прекрасные идеи, которые убивают, и презрение к женщине.

10. Мы желаем разрушить музеи, библиотеки, сокрушить морализм и всяческую оппортунистскую и утилитарную трусость.

11. Мы будем воспевать огромные толпы, взволнованные трудом, удовольствием или восстанием; многоцветные и многоголосые бури революций в современных столицах; ночную вибрацию арсеналов и верфей под их бурными электрическими лунами; жадные вокзалы, пожирающие дымящихся змей; фабрики, подвешенные к облакам шнурками своих дымов; мосты с прыжками гимнастов, переброшенные через дьявольские ножи озарённых солнцем рек; предприимчивые пакетботы, обыскивающие горизонт; широкогрудые локомотивы, фыркающие от нетерпения на рельсах подобно громадным стальным коням, взнузданным длинными трубами; скользящий полёт аэропланов, винты которых шелестят точно знамя, и аплодисменты восторженной толпы.

Мы выпустили в Италии этот манифест ниспровергающего и зажигательного насилия, посредством которого основываем ныне футуризм, так как желаем освободить Италию от гангрены профессоров, археологов, чичероне и антиквариев.

Италия слишком долго была главным рынком старьёвщиков. Мы желаем избавить её от бесчисленных музеев, покрывающих её бесчисленными кладбищами.

Музеи, кладбища!.. Поистине они тождественны в своём зловещем соприкосновении тел, которые не знают друг друга. Публичные дортуары, где укладываются на вечный сон бок о бок с ненавистными или незнакомыми существами. Взаимная свирепость живописцев и скульпторов, убивающих друг друга линиями и красками в одном и том же музее.

Пусть навещают их однажды в год, как навещают своих покойников… это мы можем допустить!.. Пусть даже кладут однажды в год цветы к ногам Джоконды, мы и на это согласны!.. Но мы не согласны, чтобы ежедневно таскали по музеям наши скорби, наше хрупкое мужество и наше беспокойство!.. Неужели вам хочется отравляться? Неужели вам хочется гнить?

Что, собственно, можно найти в старой картине, кроме тяжких потуг художника, силящегося разбить препятствия, непреоборимые для его желания всецело выразить свою мечту?

Восхищаться старой картиной значит вливать нашу чувствительность в погребальную урну, вместо того чтобы метать её вперёд бурными струями творчества и действия. Стало быть, вы хотите угасить ваши лучшие силы в бесполезном восхищении прошлым, – восхищении, после которого вы неизбежно чувствуете себя истощёнными, умалёнными и растоптанными.

Поистине, ежедневное посещение музеев, библиотек и академий (этих кладбищ потерянных усилий, этих голгоф распятых мечтаний, этих реестров разбитых порывов!..) есть то же для художников, что продолжительная опека родителей для интеллигентных молодых людей, опьянённых своим талантом и своей честолюбивой волей.

Для умирающих, инвалидов и пленников – куда ни шло. Раз будущее для них закрыто, восхитительное прошлое, быть может, бальзам на их рану… Но нам его не нужно, нам – молодым, сильным и живым футуристам\

Придите же, славные [поджигатели]⁵ с обугленными пальцами!.. Вот они!.. Вот они!.. Поджигайте же полки библиотек! Отводите каналы, чтоб затопить погреба музеев!.. О! пусть плывут по воле ветра славные паруса! Вам заступы и молотки! Подрывайте фундаменты почтенных городов!

Самым старшим из нас не более тридцати лет⁶; следовательно, мы располагаем по крайней мере десятью годами для исполнения нашей задачи. Когда нам исполнится сорок лет, пусть те, кто моложе и бодрее нас, побросают нас в корзину как ненужные рукописи!.. Они явятся против нас издалека, отовсюду, прыгая на лёгком кадансе своих первых стихотворений, хватая воздух своими искривлёнными пальцами и вдыхая у дверей академии прекрасный запах наших разлагающихся умов, уже обещанных катакомбам библиотек.

Но мы не попадём туда. Они найдут нас в зимнюю ночь, в чистом поле, под кровлей угрюмого ангара, по которой барабанит монотонный дождь, на корточках перед нашими трепещущими аэропланами, греющих руки над жалким огоньком наших книг, ныне весело пылающих в искрящемся потоке своих образов.

Они станут бушевать вокруг нас, задыхаясь от тоски и досады, и, раздражённые нашим гордым неутомимым мужеством, бросятся убивать нас с тем большей ненавистью, что сердце их будет упоено любовью и восхищением к нам. И вот сильная и святая Несправедливость лучезарно заблестит в их глазах. Ибо искусство может быть только насилием, жестокостью и несправедливостью.

Самым старшим из нас тридцать лет, а между тем мы уже растратили сокровища, – сокровища силы, любви, мужества и упорной воли, наскоро, в лихорадке, без счёта, изо всех сил, не переводя духа.