Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 2

Недавно мы с огромной болью наблюдали, как люди с самыми высокими и неистовыми идеалами оказались настолько подвержены этой расслабляющей атмосфере супружеского спокойствия, что полностью отказывались от любой смелой директивы. Всё ради того, чтобы скептически углубиться в своё удобное кресло, как самые культурные, со слишком любимыми и бесполезными друзьями-книгами, и принять наше восторженное вторжение с улыбкой самой лёгкой и обескураживающей разрушительной иронии.

Эта лёгкая, обескураживающая и разрушительная ирония – вот четвёртый, серьёзный и глубокий итальянский порок, который порождает разрушительное отвращение ко всему новому, противоположное любой смелости, любому возбуждающему здоровому оптимизму. Вот трагический и весёлый яд, который отравляет, к сожалению, лучшую часть Италии, прежде всего южные народы, наиболее одарённые конструктивным воображением и гениальным предвидением.

Эта ирония, происходящая из эпикурейства, каустического духа и легкомыслия, is лет назад на закате цвета кузнечного горна перед монументальным кладбищем Милана глупо ритмизировала радостным ритмом веселья и танца возвращение революционной левой массы, сопровождавшей гроб рабочего, убитого войсками в серьёзном конфликте¹¹.

Я также следовал в этой чёрной человеческой волне, пенной от мертвенно-бледных лиц, над которой как траурная лодка подпрыгивал гроб, казавшийся странно длинноногим в руках согбенных носильщиков.

Выше развевались красные флаги в пылком движении и дыхании стольких же огромных мехов.

Пламя факелов, как тряпки кровоточащей нищеты; ораторы-реформисты, склонённые с гарпуном, чтобы проткнуть липкого спрута компромисса; речи тошнотворной умеренности, способные заставить упасть с неба звёзды – со скуки, а луну – от отвращения, как блестящий плевок!

Безобразие! Мы были отягчены потопом отцовских глупых советов, и было вполне справедливо, что после подобной непристойной комедии толпа в ритме танца и с пением гимна рабочим возвратилась в город к ужину, чтобы сопроводить второй гроб – уже не убитого рабочего, но Революции!

Ирония! Ирония! Старая итальянская ирония!.. Вот наш враг, которого нужно уничтожить, растоптать силой энтузиазма, силой отваги, силой оптимизма, хотя бы и искусственного!

Рабочие! Остерегайтесь скептической и эгоистичной иронии, которая разжижает сердце в день праведного мятежа и создаёт в вас позорный феномен – панику звука!

Сколько раз за десять лет жизни в Милане, которые я провёл, изучая ежедневные приливы и отливы итальянского социализма, внимательно читая каждый митинг как самую интересную и скорбную книгу, сколько раз я краснел, как итальянец… повторяю вам, как итальянец, видя огромные массы рабочих, движимые самыми законными требованиями и великолепным желанием большей свободы, говорю вам, огромные массы народа, молниеносно схваченные самым безрассудным коллективным испугом, заслышав четыре наглых полицейских свистка!

Обратившееся в бегство стадо… Сутулые и безумные спины, поднятые ноги, перед беспорядочной рысью кавалерии, не способной бежать по мостовой.

Естественно, ораторы, реформистски выкрашенные в розовый, а не красный цвет, исчезали… Куда и почему? Несомненно, по причине настигнувших их внезапных кишечных революций!..

Но красное видёние встаёт в моём уме – видёние, которое ободряет мою футуристскую кровь…

Я вижу тёмные сумерки столицы под дождём на скользкой дороге, уже покрытой лихорадочными пятнами отражений…

В большой сети трамвайных и телефонных проводов тысяча неистовых огней кусает мякоть тени!.. Голодная бледность домов!.. Острые тёмные профили!.. Там, в боковых улицах, где вдребезги разбиты все фонари – темнота, сплошной мрак, скатившийся вниз с неизвестно какого разрушенного неба!..

В конце улицы плотная чёрная толпа…

Эта толпа образована вашими женщинами и вашими сыновьями: сплетённые руки ночного африканского леса, все подогнаны один к другому, как кирпичи в стене!

А вы, мужчины, выстроитесь перед вашими женщинами в этих трагических джунглях из камня и железа, под круглыми электрическими фруктами, взрывающимися белоснежным молочным светом, и спокойно зарядите ваши карабины для полицейских зверей.

Тогда снова зазвучат внезапные и насмешливые сигналы свистка, траурного пореза на немом горле молчания…

И вот с криком команда: «Вперёд!»

Но я слышу ещё, как ужасный грубый хохот отвечает на этот звук, и толпа, превращённая мужеством в камень, кричит: «Итальянцы не убегают! Из возвышенной любви к опасности, примем кровавую битву под самыми блестящими звёздами Италии, которые обязывают нас не отступать!..»

Я вижу огромный красный беспорядок, разъярённую схватку окрылённых лошадей под ударами черепицы. Добро пожаловать на бойню!.. Итальянские рабочие, порадуемся ей вместе, если выживем… Порадуемся ей, потому что ничего иного не случится, ничего иного, кроме здорового удара скальпелем в гигантский фурункул итальянского страха и посредственности!

Потому что пропаганде трусости мы противопоставляем пропаганду мужества и ежедневного героизма…