Итальянский поход Карла VIII и последствия его для Франции

Дорога въ Римъ, куда направился Карлъ VIII, шла черезъ Тоскану, главный городъ которой, Флоренція, въ XV вѣкѣ былъ средоточіемъ гуманистическаго движенія. Если вѣрить Макіавелли[108], Флоренція обязана своимъ происхожденіемъ древнеримскому городу Фіезоли, отличавшемуся выгоднымъ для торговли мѣстоположеніемъ, и потому быстро расширявшимъ свои предѣлы и свое населеніе. Около 1010 года Флоренція, отдохнувшая отъ многократныхъ вторженій варваровъ, начинаетъ пріобрѣтать самостоятельность[109]; съ этого же времени ведетъ начало продолжительная борьба партій, которая нѣсколько разъ готова была потопить Флоренцію въ крови ея гражданъ. Демократической партіи удалось наконецъ одержать верхъ надъ аристократической, и во Флоренціи утвердились республиканскія формы правленія. Каждый Флорентинскій гражданинъ имѣлъ право на участіе въ дѣлахъ правленія, хотя и во Флоренціи, какъ вездѣ, богатыя и знатныя фамиліи имѣли перевѣсъ надъ простыми горожанами[110]. Въ концѣ XIV столѣтія возвысилась во Флоренціи фамилія Медичи, которой суждено было играть важную роль въ исторіи Тосканы и всей Италіи. Джіованни Медичи, его сынъ Козимо, и внукъ послѣдняго Лоренцо представляютъ самыя блистательныя имена итальянской исторіи временъ возрожденія. Джіованни пріобрѣлъ несмѣтныя богатства счастливыми коммерческими операціями и достигъ высшихъ служебныхъ почестей во Флоренціи; онъ до самой смерти пользовался безграничною любо-вью и уваженіемъ гражданъ. Сынъ его Козимо, счастливо слѣдуя политикѣ отца, придалъ новый блескъ своему дому щедрымъ покровительствомъ наукѣ и искусству. Онъ взлѣлѣялъ дѣтство итальянскаго гуманизма, судьбы котораго остались тѣсно связанными съ судьбами дома Медичи. Внукъ Козимо, Лоренцо, еще съ большимъ успѣхомъ слѣдовалъ политикѣ своего дѣда. Время, въ которое онъ стоялъ во главѣ флорентинской республики, совпадаетъ съ самой блестящей эпохой итальянской исторіи. То было время расцвѣта классическихъ студій, когда знакомство съ древностью начинало уже фактически обнаруживаться во всѣхъ сферахъ итальянской жизни, когда идеи, почерпнутыя изъ изученія древняго быта, начали утилизироваться и создали удобства жизни, роскошь и великолѣпіе. Покровительствуя этому новому движенію, Лоренцо Медичи понималъ, что для процвѣтанія наукъ, искусствъ и спокойной общественной жизни, необходимо, чтобъ все кругомъ было мирно и безмятежно, чтобъ глубокая тишина царствовала на землѣ. Поэтому, всѣ политическія стремленія его клонились въ одну сторону – къ поддержанію всеобщаго мира въ Италіи, къ умиротворенію закоренѣлыхъ династическихъ и народныхъ антипатій на полуостровѣ[111]. Великому Лоренцо Медичи была по плечу такая задача: пока онъ стоялъ во главѣ флорентинской республики, пока на него были обращены взоры всего полуострова, Италія наслаждалась глубокимъ миромъ и могла спокойно развивать свои духовныя силы, давно уже пришедшія въ напряженіе; но съ 1492 года, года смерти Лоренцо, положеніе дѣлъ измѣнилось. Геніальному, любезному, одаренному высокимъ дипломатическимъ тактомъ Лоренцо наслѣдовалъ сынъ его, бездарный, капризный, упрямый Петръ Медичи. Мѣсто искусной, основанной на дипломатіи, политики Лоренцо, заступило раздражительное своеволіе Петра. Лоренцо умѣлъ царствовать надъ Флоренціей, не оскорбляя народной гордости, не враждуя открыто съ республиканскими наклонностями гражданъ; Петръ захотѣлъ дѣйствовать, какъ наслѣдный государь, самовластно, деспотически и притомъ капризно. Несмотря на явную симпатію, какую обнаруживалъ флорентинскій народъ къ Французамъ, Петръ открыто принялъ сторону Неаполя и началъ военныя приготовленія[112]. Съ своими ничтожными средствами, парализованными, кромѣ того, неудовольствіемъ народа, онъ надѣялся противостоять стремительному шествію Карла VIII. Но обстоятельства приняли вскорѣ такой оборотъ, что Петръ Медичи долженъ былъ убѣдиться въ неисполнимости своихъ надеждъ: во Флоренціи разыгралась странная, невѣроятная драма, историческій смыслъ которой легко можно разгадать, но подробности и ходъ которой навсегда останутся самыми причудливыми эпизодами исторіи. Въ стѣнахъ Флоренціи, столицы итальянскаго гуманизма, раздался голосъ человѣка, предававшаго анаѳемѣ и гуманизмъ, и науку, и искусство, и все движеніе эпохи возрожденія; и Флоренція, сначала изумленная, потомъ очарованная, не побила камнями, не предала осмѣянію дерзкаго пророка: она увлеклась его восторженною рѣчью, она рыдала и стонала вмѣстѣ съ нимъ, она отреклась отъ своего прошлаго, отъ себя самой; и когда, послѣ нѣсколькихъ годовъ увлеченія, пришло время отрезвиться, она ополчилась на своего пророка во имя того самаго принципа, который управлялъ всею его дѣятельностью: во имя оскорбленнаго католицизма.