Итальянское каприччио, или Странности любви

— А та, вторая, тоже работала на актерском нутре, по-твоему? Мне не показалось, — сказала Ирина.

— Она спортсменка-разрядница, тут все проще, и но и сложнее.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился голос Ирины.

— Возможно, я ошибаюсь, но в этой задире много еще нераскрытого, чего она и сама не подозревает. Впрочем, к съемкам это не имеет отношения.

— Кажется, ты хотел бы помочь ей раскрыться?

— Если бы я не знал тебя, то подумал, что ты ревнуешь.

— Но ведь ты так не думаешь?

— Нет.

— И правильно делаешь, потому что мне даже нравится, что эти сикушки тебя возбудили.

— Даже так?

— Да, потому что в итоге все достанется мне, не так ли?

Аня дернулась. Андрей придержал ее.

— Ну что ты, — прошептал он. Олег Иванович и Ирина ушли.

— Я бы слезла и показала ей сикушек, — взорвалась Аня.

— Аня, будь выше.

— Мы и так выше! — И она облегченно рассмеялась.

— Я люблю тебя! — тихо произнес Андрей.

Аня затихла. Николай так и не сказал ей этих слов…

— Не надо, Андрюша.

— Люблю. Как только увидел там, на дороге.

— Много ты там мог увидеть в темноте — взъерошенную, грязную, злую девицу.

— Тогда луна светила. Я люблю тебя!

Аня поуютнее устроилась в его объятиях. Его рука снова легла ей на грудь, но сейчас она легким движением отодвинулась и сказала:

— Я должна тебе признаться.

— В чем?

— Я сказала тебе неправду.

— Когда? — насторожился Андрей.

— Там, на перекрестке, в ту ночь…

— Да?..

И Аня, ничего не скрывая, не стараясь оправдать себя, рассказала ему, так же, как и Кате, все, начиная с письма Николая, панического бегства из Москвы и кончая идиотской историей с «Волгой»…

— Бедная ты моя, бедная, сколько же ты пережила, — прошептал Андрей, целуя Аню.

Она почувствовала, что сейчас от его ласки, понимания, нежности разревется. Она закрыла глаза, крепко обняла его и поцеловала в губы, как когда-то целовала Николая, пока не перехватило дыхание и не поплыла голова.

— Мы сейчас свалимся с этого насеста, — шепнула она и полезла первой вниз.

— Ты куда?

— Спускаюсь на землю, — ответила Аня.

Они подошли к ее вагончику. Аня поднялась по лесенке, открыла дверь и сказала:

— Входи.

Он вошел. Аня заперла дверь, почему-то шепотом сообщила; — Катя сегодня не ночует, — и, закинув руки ему на шею, принялась жадно и страстно целовать его.

Аня проснулась, когда солнце заглянуло в окно вагончика.

Как в первый день, на столе стоял букетик полевых цветов в банке, под ним лежала записка.

Аня сонно улыбнулась, взяла цветы, сунула в них нос, вдыхая еще сохранившийся слабый аромат луга. Потом поставила банку на место и прочитала записку.

«Доброе утро! Люблю. Твой Андрей».

«Мой Андрей, — подумала она с горечью, — на пятнадцать дней…»

А что потом? Может, остаться еще на полмесяца? Нет, невозможно — она уже написала родителям, что едет в Мисхор, и просила присылать ей письма туда, до востребования.

Аня взглянула на часы. На завтрак уже опоздала. Она откинулась на подушку.

Что, если написать родителям всю правду и остаться здесь еще на две недели? А что написать? Об Андрее? Родители еле-еле оправились после истории с Николаем, которого никогда не видели, но заочно недолюбливали. Теперь взвалить на них еще одного? И что она им напишет? Что любит? Этого она и сама не знала. Скорее всего, не любит. А что же тогда? Подоспела надобность переспать? Как им объяснить, что у нее к нему огромная нежность, благодарность и еще что-то, сродни материнскому чувству.

Аня вернулась мыслями к прошедшей ночи… Андрей был таким пронзительно-нежным, заботливым в каждом жесте, в каждой мелочи, что она растерялась — ничего подобного она не испытывала и просто не могла предположить, что так бывает. Бедный, он так волновался, что его била дрожь. И когда наконец он решился и неловко вошел в нее, все сразу и закончилось. Он страшно смутился, готов был от стыда заплакать. Тогда Аня, обнимая и успокаивая его, сама, словно опытная женщина, прижалась к нему, ласкала, проводя кончиками пальцев от сосков к паху, пока с облегчением не почувствовала, как стремительно возрождается в нем желание. Второй раз все получилось замечательно, почти так, как когда-то с Николаем… Господи, как долго воспоминания о нем будут преследовать ее? И все-таки сейчас она воскрешает в себе ласки и порыв Андрея — не Николая! Никогда Николай не проявлял благодарности и нежности… Аня закрыла глаза — захотелось понежиться, поваляться. Неутомимость и неутоленность Андрея словно кричали: «Я всю жизнь ждал только тебя!»

И хотя Аня понимала, что в действительности все не так, ей было так хорошо, так спокойно, как никогда прежде. Она еще раз взглянула на часы и усилием воли заставила себя встать.

…Банкет по поводу окончания съемок и отъезда телевизионщиков устроили прямо в столовой. Цигалев пытался придать всему официальный характер, даже взял на себя роль доморощенного тамады, но после второй рюмки никто его не слушал — пошло сплошное братание, остроты, обмен адресами, приглашения.