Итальяшка

Бургомистр на поминальную трапезу не пришел, из совета общины явился только уполномоченный по социальным вопросам, один из сыновей Хольдера, и сел за другой стол, к мужикам, что были при гробе. Она слышала, как Унтерталлингер расспрашивает его насчет нового закона о сборе грибов и социальный уполномоченный с удовольствием растолковывает ему этот закон во всех подробностях: что местным владельцам лесных угодий лицензия на сбор грибов вовсе не нужна, зато их родственникам, ежели инспекция обнаружит их в лесу без сопровождения владельца, нужна. Лицензию, а точнее говоря, годовой грибной пропуск по самому льготному тарифу получают местные жители из тех, кто владельцами лесных угодий не является, тогда как туристы для получения временного грибного пропуска обязаны предъявить письменное подтверждение пребывания в отпуске не менее чем на пять дней, к тому же и платить им придется по гораздо более высокому тарифу, чем местным. А дороже всего обойдется лицензионная карточка тем, кто хотя и прописан в провинции, но местными жителями не являются, то бишь не местным, пришлым, проще говоря, городским грибникам, причем им будут выдаваться только однодневные пропуска, и не где-нибудь, а в местных туристических бюро, которые, как известно, раньше девяти не открываются, чем уже в определенной мере обеспечиваются гарантии, что пришлые грибники не составят местным сколько-нибудь серьезной конкуренции. Словом, новый грибной закон создает все предпосылки для того, чтобы, не отваживая курортников, оградить леса от наших земляков-горожан, то бишь от наших соседей снизу, а по-простому, по-немецки говоря, от итальяшек, которые в прежние времена в грибной сезон ни свет ни заря толпами валили сюда что из Вероны, что из Венеции.

— Они же со специальными фонарями приезжают, чуть ли не с прожекторами лес обшаривают, — вмешался Филлингер Карл.

Тут и Фальт не удержался, чтобы, скривив губы, не бросить замечание:

— Да они всегда были ушлые, котелок-то, — и он постучал пальцем по виску, — у них всегда неплохо варил.

Ольга смотрела на морщинистое лицо социального уполномоченного, лицо постаревшего первоклашки: сальные белобрысые волосы, все лицо в складках, две особенно глубоких пролегли от уголков рта вниз — почти как усики.

— А если враг придет на нашу землю, — вдруг прошептал ей кто-то в самое ухо. Очевидно, она не услышала, как отворилась, а потом затворилась дверь в заднюю комнату и откуда ни возьмись рядом с ней у стола возник Флетшер. Он слегка покачивался, лицо раскраснелось от духоты. Коренастый мужичонка лет сорока, с темно-русыми, вкривь и вкось обкорнанными волосами. Медленно прочертив в воздухе перед самым ее лицом какие-то линии, он улыбнулся ей слюнявыми губами, потом воздел палец к потолку, словно дирижерскую палочку, и заплетающимся языком промямлил: «…возлюби родину… как самого… себя, чти… как отца и мать своих…» На последнем слове его опять повело на песню. «То край родной, ему верны мы», — заголосил он и, покачиваясь, двинулся к бару. Вокруг почему-то сама собой установилась тишина, даже у стойки гомон голосов разом смолк. «Покуда не померкнет свет в твоих очах, в твоих очах», — снова и снова завывал Флетшер, потом и он вдруг осекся, и Ольга услышала, как звякнула монета. Секундой позже из музыкального автомата грянул по-итальянски хор трентинских горцев, и она, глядя на повернутые к ней прислушивающиеся лица, пыталась понять, волнуют ли их хоть чуть-чуть чужие, итальянские слова. «Наконец-то, — подумала она, — наконец-то сподобились». Она встала, мягко отстранила Флориана, решительно протиснулась сквозь толпу прямо к стойке и, пока из музыкального автомата все еще неслась итальянская песня, подошла к телефону у кассы и набрала номер своего бара в городе.

— Чао, — сказала она, и, хотя в трубке ей совершенно отчетливо ответил Сильвано, она все равно испугалась, словно ошиблась номером, да и в самом деле: в этих стенах, среди этих физиономий голос Сильвано звучал как неродной, какой-то совсем чужой, искаженный голос. — Чао, — повторила она, теперь уже повернувшись ко всем спиной, впервые за эти три дня и две ночи снова сказала: — Чао! — Но и ее голос звучал фальшиво, а может, фальшивым его делало иноязычное эхо множества других голосов здесь, в «Лилии». — Через час или, самое позднее, завтра утром я выезжаю, — сказала она в трубку и в ответ, после небольшой паузы, услышала встревоженный голос Сильвано:

— Что-то случилось?

Все ли с ней в порядке? Очень тяжело, да?