Непосредственно фашизм опирался на средние классы, черпая свой человеческий материал именно из их среды. Но это не значит, что крупный капитал был ему принципиально чужд или враждебен. Напротив, чем прочнее укреплялось фашистское государство, тем очевиднее становилась роль, которую призван в нем играть финансовый и промышленный капитал большого полета. Лишь при его посредстве осуществима индустриализация страны, облегчающая разрешение проблемы избыточного населения. Лишь он способен оплодотворить колонии. И фашистская диктатура сознательно предоставляет ему возможность развития и процветания.
Но при этом у нее есть контр-форс в лице трудовых синдикатов. Она упорно отказывается себя считать «исполнительным комитетом по делам буржуазии». И в ее длящемся контакте с широкими массами, рабочими и крестьянскими, нельзя не видеть ее исторического своеобразия. Бесспорно, есть в ней нечто от «бонапартизма», как его себе обычно представляют. Но в то же время, в соответствии с эпохой, индивидуальный ее облик запечатлен специфическими чертами.
Государство всегда было плодом известного социального равновесия. Будь то длительный междуклассовый мир, или беспокойное «перемирие», затяжная и притупленная форма классовой борьбы, – все равно: государственная власть постоянно строится на системе социальных «смычек», «блоков», компромиссов. В разные времена эта система выглядит по-разному, в зависимости от наличных классовых сил и характера их соотношения: блоки нередко скрипят и смычки фальшивят. Но внутреннее существо их принципиально однозначно.
Третье сословие в XIX веке имело дело, главным образом, с отмиравшими, но все еще боровшимися за жизнь и за власть элементами старых правящих групп. В двадцатом веке ему приходится обратиться к иным социальным силам: рядом с ним вырастает «четвертое сословие». Вместе с тем внутри самой «буржуазии» происходит глубокая и сложная дифференциация: человек так называемых «средних классов» совмещает в себе одновременно качества и «капиталиста», и «рабочего». В плане политико-правовых форм эта социальная трансформация должна была найти свое неизбежное отображение.
Фашизм стремится создать широкий и «органический» общенациональный блок – от магната финансового капитала до последнего неквалифицированного рабочего. Отсюда его излюбленные идеи государственного авторитета, иерархии, дисциплины, а также собственности, как социальной функции, и труда, как национального долга. Идеи сами по себе не новые, но в данной обстановке и в данном сочетании осуществляемые впервые. В идеале, достаточно, по-видимому, отвлеченном и отдаленном, рисуется «фашистская нация», когда все итальянцы будут фашистами и партийная диктатура сама собою растворится в синдикальном государстве.
Но сейчас фашистский синдикализм своим усиленным вниманием к «предпринимателям», к «творческой буржуазии» представляет собою явление особого рода. Он в этом отношении отличается и от французского синдикализма, и от английского гильдеизма. Правда, и те в своих программах решительно восстают против огосударствления промышленности. Но они меньше всего склонны предоставлять руководящую экономическую роль частному капиталу и частным предпринимателям. Они постулируют определенную связанность хозяйственной жизни. Однако реальная обстановка заставила фашистское государство, не отказываясь от идеи «собственности-функции», в очень широком масштабе эту «функцию» поощрять и пестовать: того требовали соображения о развитии производительных сил страны. В результате частная собственность получила возможность чувствовать себя достаточно свободно, а хозяйственная «связанность» оказалась примененной по преимуществу к рабочему классу (запрещение стачек, увеличение рабочего дня и проч.). Вот почему в социалистическом лагере и утвердился взгляд на фашизм, как на «новую форму буржуазной диктатуры».
Правда, «ультралиберальный» период фашистской политики не был особенно продолжителен. Логика современного «культурного государства» оказалась непреодолимой и для фашизма. В полном согласии с самим собой, он мало-помалу, по мере улучшения хозяйственного положения страны, усиливал влияние государственной власти и в области экономической. Им даже был как-то поставлен вопрос о системе «твердых цен». Состоятельные классы приучались сознавать свою ответственность перед государством и нести надлежащие повинности. Элементы «государственного капитализма» явственно различимы в современной итальянской экономике: соблюдая начало соразмерности частного и государственного хозяйства, она склонна постепенно и мало-помалу расширять сферу деятельности последнего. Но все это, однако, – в обычных рамках современного европейского государства, не больше и не дальше.