Италия — колыбель фашизма

Наряду с технически-военной подготовкой переворота, усиленно проводится и его идеологическая подготовка. Муссолини говорит и пишет без устали. Он уподобляет себя «Кемалю-Паше победоносного Милана-Ангоры». Он продолжает громить трусливый парламентаризм, он не щадит либеральную буржуазию, в своей прессе одергивающую фашистов, он резко и властно ставит перед страной проблему нового правящего слоя. «Либеральное государство – это маска, за которой не скрывается никакого лица. Это леса, за которыми нет здания… Те, кому подобает быть с этим государством, чувствуют, что оно подошло к последней черте позора и комизма… Государство, не умеющее и не рискующее выпустить своей газеты только потому, что печатники объявили забастовку, государство, живущее и действующее среди вечных колебаний и проявлений слабости, – обречено на гибель. Такое государство рушится и падает, подобно опереточной декорации». Любопытна и оценка классов в устах фашистского вождя у порога власти: «Есть пролетариат, заслуживающий наказания, дабы он мог исправиться, есть буржуазия, ненавидящая нас, пытающаяся смешать наши ряды, оплачивающая листки, на нас клевещущие, – буржуазия, по отношению к которой у меня не будет и капли жалости… Итальянская буржуазия – ее правильней было бы назвать джиолиттианской буржуазией – имела свои заслуги. Теперь она должна сойти со сцены»…

Фашизм хочет стать новой породой людей, призванной править и указывать надлежащее место всем классам населения. В своей знаменитой речи в Удине 20 сентября 1922 года Муссолини бросает лозунг: «Рим или смерть». Он говорит о «борьбе Нации против антинационального государства». Он раскрывает все скобки, формулирует свою основную мысль с рекордной четкостью и силой: – «Мы хотим управлять Италией. В этом наше credo, наши стремления. В Италии не было и нет недостатка в программах спасения. Но ей не хватает настоящих людей и необходимой воли. Мы – новые люди, и мы сумеем управлять новой Италией. Великую ответственность возложит этим фашизм на свои плечи. Ему придется напрячь все силы своих мускулов. Если он не удовлетворит всех и будут недовольные – неважно: совершенство живет лишь в отвлеченных теориях философов».

Но перед фашистской революцией теперь вплотную стал вопрос, который еще в прошлом году казался «предварительным» и, как таковой, был снят с очереди: вопрос о монархии. Революция есть насильственное ниспровержение верховной государственной власти. Фашистская революция была направлена против «либерально-демократического» государства, формально возглавляемого королем. Должна ли она была ополчаться и против короля?

Муссолини ставил вопрос, как реальный политик. Он понимал, что борьба с королем осложнит позиции фашизма, пожалуй, даже внесет некоторый раскол, или, в лучшем случае, некоторую сумятицу в его ряды. Вместе с тем он знал, что, при любых условиях, наличный король не станет и не может играть какой-либо реальной, активной, ответственной роли, неспособен быть помехой или соперником. Вывод напрашивался сам собою: было бы хорошо перетянуть короля на свою сторону. Монархизацией фашизма покупалась фашизация монархии. Пусть король продолжает оставаться тем же представительным, торжественным элементом фашистского государства, каким он был в либеральном. Можно даже окружить его еще более густым словесным почетом. Но… пусть он прежде всего облегчит осуществление фашистского переворота! Решение вопроса, таким образом, как бы предоставлялось самому монарху. В зависимости от его поведения Муссолини готов был идти на фашистскую революцию на выбор с одним из двух лозунгов: 1) фашизм с королем против либерального государства: да здравствует фашистская монархия! и 2) фашизм против либерального государства и короля: да здравствует фашистская республика!

Именно так и был поставлен вопрос исторической речью Муссолини в Удине. Фашизм в ней определенно обещал порвать с республиканским своим прошлым, буде король воспримет фашистскую революцию: der Koenig absolut, wenn er unsern Willen tut. Вероятно, обдумывая эту свою речь, Муссолини припоминал, что его любимцу и учителю Маккиавелли тоже в свое время пришлось перекочевать из республиканского лагеря в монархический, от «Размышлений о Тите Ливии» к «Князю»: во имя Италии, незыблемой и единственной цели!…