Италия. Под солнцем Тосканы

Я пытаюсь представить себе, сколько раз рабочей пчеле приходится летать от улья к липе, чтобы набрать нектара на столовую ложку мёда. Тысячу раз? Горшок, наверное, вмещает продукцию миллионов полётов пчёл, несущих тяжёлый груз медовой росы, с ножками, липкими от пыльцы. В своих «Георгиках», разновидности альманаха древнего фермера, Вергилий пишет, что пчела поднимает мелкий камушек, чтобы достичь равновесия, когда летит при сильном восточном ветре. Он хороший знаток пчёл, но ему нельзя доверять во всём; он считал, что они могут спонтанно рождаться из разлагающегося трупа коровы. Мне понравился образ пчелы, схватившей в лапки камушек, как футболист прижимает мяч к груди, быстро мчась через поле.

— Я мечтаю о четырёх ульях, выкрашенных в зелёный цвет. Мне нравится облачение пасечника, нравится, как он вынимает тёмные соты. Мы могли бы сами катать для себя свечи из этого воска, — продолжает Эд.

Теперь и я увлечена идеей. Но он встаёт и тянется носом наружу, к головокружительному аромату, забыв свою практичность:

— Осы анархичны, а пчёлы...

Я собираю кофейные чашки:

— Может быть, подождём, пока сделают дом.

Там, где растут фиговые деревья, непременно есть вода. На террасах они растут возле каменных желобов, которые мы обнаружили. В естественный колодец сверху ползут паутинообразные корни с растущей над ним фиги. Я одурела от фиг. Их сочная мякоть кажется призрачной. На итальянском сленге il fico — фига — звучит как la fica — вульва. Фига, вероятно, самый древний фрукт, или так кажется из-за того, что Адам и Ева покидали Эдем, прикрываясь фиговыми листьями. Но вот что самое странное: цветок фиги находится внутри фрукта. Чтобы его обнаружить, надо знать жизненный цикл этого растения — неоднозначный, простой, бесконечно изысканный. Здесь мы сталкиваемся с симбиотической системой. Опыление фиги происходит при взаимодействии с определённым видом осы, длиной едва ли в полсантиметра. Женская особь проникает в развивающийся цветок внутрь фиги. Оказавшись внутри, она погружает свой изогнутый игольчатый яйцеклад в завязь женского цветка и откладывает яйца. Если её яйцеклад не может достать до завязи (у некоторых цветков длинные пестики), она всё же оплодотворяет цветок фиги пыльцой, которую собрала за время своего перемещения. Если перевоплощение действительно реально, я не хотела бы вернуться на землю осой этого вида. Если женская особь не может найти подходящего гнезда для откладывания яиц, она обычно умирает от истощения внутри фиги. Если смогла — осы выводятся внутри фиги, и все самцы рождаются без крыльев. Их единственная функция — секс. Они вырастают и оплодотворяют женских особей, потом помогают им проложить туннель и выйти из плода, а сами умирают. Самки вылетают, получив достаточно спермы, чтобы оплодотворились все их яйцеклетки. Насколько это аппетитно — знать, что каким бы ароматным ни был вкус фиги, каждая, по сути, является крошечным кладбищем бескрылых самцов осы? Или, может быть, чувственность этому фрукту придаёт ароматизатор, в который превращаются эти самцы, растворяясь после своей короткой сладкой жизни.

Женщины в моей семье всегда готовили пикули для бутербродов, желе из мускатного винограда, а также мариновали арбузные корки и консервировали персики и сливовое повидло. Я чувствую, что меня тянет к обжигающе горячему котлу, в котором варится малина, к мискам сладких персиков, готовых для помещения в ванночку с терпким маринадом, к огурцам размером с безымянный палец. В Калифорнии я плакала над джемами, которые не затвердевали, над котлами с желе из гуайявы, которое получалось серым, а не эротического цвета светлого топаза, какого хотела добиться. Во мне нет того гена, который был у моей матери; она всегда выставляла ряды малиновых и изумрудных банок фруктовых консервов и мелкие маринованные овощи в банках, которые тут называют sottaceto. Когда я, пропотев целый день, смотрю на результаты своих трудов, у меня в голове вертится одна мысль: «А не взлетят ли они?»

У прежней владелицы Брамасоля, насадившей на террасе фруктовые деревья, которые теперь качаются над поросшей травой прогулочной тропой, я уверена, была полка под лестницей для хранения конфитюров, и она со спокойной душой открывала банку слив январским утром. Здесь я надеюсь усовершенствовать своё мастерство делать закатки, которое моя мать должна была передать мне так же просто, как передала своё пристрастие к фарфору ручной росписи и дорогой обуви.