Италия в Сарматии

Студенты могли изучать в Замостье моральную философию и риторику (sapiens atque eloquens pietas), римское и гражданское право. Теология была введена как предмет изучения лишь после смерти Замойского, в 1640 году, что было связано со сложностями согласования курса с Ватиканом. Студенты были как из близлежащих местностей – Каменца, Львова или Люблина, так и из Кракова, Литвы и Мазовии, из Верхней Венгрии (Словакии), Богемии и Силезии. В сохранившихся списках встречаются даже студенты из более отдаленных мест – из Англии, Франции, Шотландии, а также армяне, видимо из окрестных поселений[314].

Уже в 1593 году ученый Шимон Шимонович получил от Замойского указание позаботиться о комплектации профессорского состава. Первым на службу заступил Ян Урсин-Недзвецкий (Jan Ursyn-Niedzwiecki), который был лейб-лекарем Замойского, потом пришли Вавринец Старнигель (Wawrzyсc Starnigel – Laurentius Starnigelium), Мельхиор Стефанович (Melchior Stefanowicz – Melchior Stephanides), Адам Бурский (Adam Burski – Adam Bursius), Томаш Дрезнер (Tomasz Drezner), Мачей Турский (Maciej Turski – Matheus Turscium). Поэт Себастьян Фабиан Клонович (Sebastian Fabian Klonowicz) встал во главе созданной в 1589 году гимназии и был придворным князя. Замойский называл всегда академию своей «любимой дочерью» и участвовал сам в составлении программы обучения. В своей речи по случаю официального открытия университета 15 марта 1595 года он подчеркнул свою личную заинтересованность и даже эмоциональную связь с университетом: «Без науки нет ни добродетели, ни славы… Наука оживляла мою юность, поддерживала меня в зрелые годы, помогала мне в сенате, давала мне радость и утешение в несчастьях, она руководила мной в сражениях, давала советы в переговорах с врагом и при заключении мира, она была рядом со мною ночью, в пути, в военных сражениях»[315].

Замойский поддерживал тесные связи с Падуанским университетом, в котором училось много поляков, и посылал туда со стипендиями как профессоров, так и студентов. Центром Республики ученых в Замостье была, несомненно, фигура самого великого гетмана. Важной побудительной причиной было также воспитание единственного сына, Томаша, который позднее перенял заботу об академии у своего отца.

В речи на открытие университета Замойский сравнивал оба университета – в Кракове и в Замостье (последний был создан в известной мере в пику Кракову, но, конечно, не мог в полной мере конкурировать с ним) – с двумя столпами Соломонова храма. Великий гетман охотно пользовался архитектурными метафорами. Университет должен был стать, по его замыслу, фундаментом нового города[316], а город, как будет показано ниже, являлся воплощением философских идей, почерпнутых из чтения античных и ренессансных авторов.

Те многообразные функции, которые должен был выполнять вновь созданный город, требовали адекватного урбанистического воплощения. Город Замостье должен был стать образцом для всевозможных новаций, начиная с планировки по новейшим стандартам, тем, которые были к тому времени выработаны итальянскими теоретиками и практиками архитектуры, – то есть идеальным городом.

Идеальный город

Что такое идеальный город? Мнения ученых расходятся на этот счет. По мнению одних, «идеальным» город становится тогда, когда его созданию предшествует эстетическая рефлексия, которая является воплощением утопической идеи[317]. То есть в идеальном городе соединяется социальная утопия и сознательное стремление к ее эстетическому оформлению. Город служит своего рода моделью для воплощения идеальных государственных, социальных, религиозных или иных представлений[318]. По мнению других, идеальные города могут существовать только недолгое время, по существу, это время жизни их создателей. Таковыми могли быть лишь резиденции правителей. Как только задача теряла актуальность, города утрачивали и свой идеальный характер[319].

Но в реальности город, возникший на чертежной доске и долженствующий отвечать поставленным правителем задачам, вскоре начинает функционировать по законам собственного городского механизма. В таком городе всегда ощущается некоторое противоречие между совершенством замысла с его прямолинейностью и односторонностью, и многообразием жизненных проявлений, которые все же нельзя втиснуть в тесные рамки. Соотношение форм городской жизни и урбанистических стратегий – это амбивалентный процесс, при котором норма и социальная действительность находятся в сложном и противоречивом соотношении друг с другом[320]. Это проявилось и в Замостье.