Читаем Италия в Сарматии полностью

Ульрике Хекнер, основательно исследовавшая убранство замка, характеризует концепцию, технику и исполнение сграффити как «импорт» из Италии[585]. Пути импорта, однако, как она показала, гораздо сложнее, чем можно было бы предположить. Хотя сами художники происходили из Северной Италии, Ульрике Хекнер нашла образцы и параллели их росписей скорее в Риме и его окрестностях в конце XV века. Подобное размещение фризов и фигуративных изображений среди архитектурного орнамента встречается, например, в убранстве дома № 9 на Виа делла Маскера д’Оро[586]. К этой же системе, первоначально разработанной в Риме, восходят также некоторые фасадные украшения в Северной Италии, например в Каза Тревизани-Лонарди работы Джованни Мария Фальконетто (1468–1535)[587], которые, однако, были выполнены не в сграффито, а в кьяроскуро. Характерным для этого типа было применение изобразительных полей наподобие фризов и экономное использование архитектурных элементов. Убранству с помощью сграффити свойственен, в противоположность кьяроскури и полихромным украшениям, строгий графический, плоскостный характер. Они распространялись больше в Тоскане, в частности во Флоренции, где их предпочитали распределять по зданию в виде сплошного коврового узора[588].


Дрезденский замок, гравюра из книги: Gabriel Tzschimmer, Die Durchlauchtigste Zusammenkunft… 1680


Фигуративные сграффити, напротив, встречались в Падуе[589]. Росписи в Вероне, выполненные Романино, также, вероятно, были известны художникам: Бенедикт Тола до начала работы на Дрезденском замке недолго работал в мастерской Романино в Брешии и занимался там росписью ряда домов на Корсо Палестро / Виа Грамши в технике гризайля[590].

Некоторые вопросы по поводу возможных образцов и круга художников, в котором образцы возникли, еще остались, однако, без ответа. Так, не прояснен, по словам Ульрике Хекнер, «ретардированный» характер дрезденского декора в сравнении с итальянскими примерами того же времени. Может быть, принятие этого, а не какого-то другого вида убранства было личным решением курфюрста? В конце концов, в его распоряжении был выбор из нескольких вариантов – ведь многочисленные поездки курфюрста осуществлялись именно в основные регионы распространения живописи на фасадах. В 1549 году Мориц Саксонский побывал в Триенте (участвуя в торжественной встрече Филиппа II), где видел целые улицы полихромных фасадов и мог конкретно восхититься, например, Каза Кацуффи (Каза Релла) (после 1531-го). А в 1548 году по случаю заседания рейхстага он посетил Аугсбург, другой центр цветной живописи на фасадах, и не мог не заметить росписи домов Фуггеров на площади Вайнмаркт (Даменхоф) (1515 г.; обе росписи – в Триенте и в Аугсбурге – были выполнены в связи с торжественными встречами Карла V).

Но, по-видимому, наибольшее впечатление на курфюста произвел совсем другой тип украшений. Во время трехнедельного пребывания в Праге (1549 г.) он мог наблюдать активную строительную деятельность, развернувшуюся в городе при регентстве эрцгерцога Фердинанда II; роскошные дворцы знати и королевские пригородные замки, возводимые итальянскими архитекторами, находились как раз в стадии создания и украшались вошедшими в моду сграффити. При том что готовых росписей еще, вероятно, не существовало (самые ранние из известных сегодня сграффити – Дворца Розенберга или Дворца Шварценберга – располагались на постройках, еще тогда не завершенных), увидеть ход декорирования представлялось возможным.

Таким образом, роспись фасадов Дрезденского замка, вероятно, являлась одним из первых примеров декоративного убранства, которое несколько позже широко распространилось в Чехии, Силезии и Нижней Австрии[591]. Определенный консерватизм и жесткость исполнения, сообщавшие росписи оттенок архаичности по сравнению с современными итальянскими примерами, показывает, что новейшая тенденция моды должна была быть приведена в соответствие со вкусом и требованиями заказчика. Может быть, это было связано с работой исполнителей – местных подручных художников.

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки визуальности

Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве
Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве

Иосиф Бакштейн – один из самых известных участников современного художественного процесса, не только отечественного, но интернационального: организатор нескольких московских Биеннале, директор Института проблем современного искусства, куратор и художественный критик, один из тех, кто стоял у истоков концептуалистского движения. Книга, составленная из его текстов разных лет, написанных по разным поводам, а также фрагментов интервью, образует своего рода портрет-коллаж, где облик героя вырисовывается не просто на фоне той истории, которой он в высшей степени причастен, но и в известном смысле и средствами прокламируемых им художественных практик.

Иосиф Бакштейн , Иосиф Маркович Бакштейн

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология
Короткая книга о Константине Сомове
Короткая книга о Константине Сомове

Книга посвящена замечательному художнику Константину Сомову (1869–1939). В начале XX века он входил в объединение «Мир искусства», провозгласившего приоритет эстетического начала, и являлся одним из самых ярких выразителей его коллективной стилистики, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве», с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.В начале XX века Константин Сомов (1869–1939) входил в объединение «Мир искусства» и являлся одним из самых ярких выразителей коллективной стилистики объединения, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве» (в последовательности глав соблюден хронологический и тематический принцип), с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего с различных сторон реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.Серия «Очерки визуальности» задумана как серия «умных книг» на темы изобразительного искусства, каждая из которых предлагает новый концептуальный взгляд на известные обстоятельства.Тексты здесь не будут сопровождаться слишком обширным иллюстративным материалом: визуальность должна быть явлена через слово — через интерпретации и версии знакомых, порой, сюжетов.Столкновение методик, исследовательских стратегий, жанров и дискурсов призвано представить и поле самой культуры, и поле науки о ней в качестве единого сложноорганизованного пространства, а не в привычном виде плоскости со строго охраняемыми территориальными границами.

Галина Вадимовна Ельшевская

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура