Итан слушает

Моралес снова кивнула. Соседний городишко был не самым благополучным, и она никогда в жизни бы там не обосновалась. Туман немного рассеялся: по крайней мере настолько, чтобы Эва заметила отсутствие у незнакомца обуви. Видимо, ему пришлось действительно несладко.

– Тут неподалеку брошенная машина. Не заметили ничего необычного?

Мужчина чуть склонил голову. Эва поймала себя на мысли, что никак не может рассмотреть его глаза. Не то чтобы цвет или отражающиеся в них эмоции, а даже просто поймать взгляд.

– Разве что тварь у вас за спиной, – спокойно заявил он.

Эва вдруг почувствовала, как из нее словно выливаются все ощущения и остается только страх.

Она схватилась за кобуру и обернулась.

Позади нее был только туман.

Она повернулась обратно, но незнакомец, конечно, уже исчез.

Пальцы все еще подрагивали, когда она включила фонарик – он зажегся мгновенно, словно никогда в жизни ее не подводил. Эва Моралес чертыхнулась и отправилась искать место, где сможет пересечь очередную границу и выйти с двадцать девятого шоссе. В мир, где светит солнце.

Она не заметила, что свет фонарика – по-болотному зеленый. В ее голове билась одна-единственная мысль: незнакомец сказал правду.

* * *

Туман был похож на море. Ласковые волны окутывали с головы до ног, холодили затылок, запястья и щиколотки. Ступать по асфальтированной дороге было неприятно, но подходящих сапог он так и не нашел.

На обочине мигали красные и синие огоньки. Странник прищурился, прикрыл глаза рукой, и огни тут же погасли. Шоссе было благосклонно к незнакомцу. Может быть, он ему даже нравился.

Хлопнула задняя дверца машины. Между сиденьем и решеткой нашлась подходящая по размеру пара сапог. Указатель, выплывший из тумана, сообщал, что до Мэпллэйра оставалось совсем ничего.

* * *

Еще несколько месяцев назад Лиз Ольсен была готова до хрипоты спорить с теми, кто холодно утверждал, что любви нет. Теперь же она с радостью открывала бы глаза всем, кто не понимает очевидного. Любви действительно не существует – настоящей, верной, светлой. Есть только множество подделок: эгоистичная любовь, любовь безумная и уничтожающая, любовь, не видящая дальше своего носа, и любовь слабая, тайная, снедающая изнутри… Хотя называть все это любовью глупо – нельзя же тень человека назвать человеком?

Лиз возвращалась домой. Злая, немного уставшая после работы, она чеканила шаг, и стук ее подбитых железом каблучков отдавался в подворотнях звонкими колокольчиками. На красной сумке Лиз остались следы – она выдирала ее из рук своего парня, когда тот зачем-то пытался ее удержать.

Он встретил ее сразу после работы. Лиз была помощником редактора в местной газете, и ее парень невероятно гордился этим фактом, почти так же сильно, как она сама. Лиз знала себе цену – только в этом она была по-настоящему уверена – и потому довольно долго не могла найти «того самого». Да, однажды ты просто устаешь искать принца на белом коне и тогда начинаешь искать того самого, который хотя бы приблизительно подходит под описание идеального парня. Два месяца Лиз приценивалась, приглядывалась и изучала мистера Шелли, прежде чем согласиться пойти с ним в ресторан. Спустя пару недель, шесть (нет, семь) букетов цветов и одно приглашение в театр она решила, что не прогадала.

Сегодня Шелли тоже встречал ее с цветами: купил персиковые розы, как она любила. И почему все называют их чайными, если цвет самый что ни на есть персиковый? Лиз радостно приняла букет, зашуршав упаковкой, поцеловала Шелли в губы – совсем легонько, словно даря обещание, – и именно в этот момент вдруг поняла, что любви не существует.

Тени в проулках за кирпичными стенами зашипели, сплетаясь в клубок: им не нравился стук каблуков. По сути, это было единственное, что они по-настоящему в этом мире ненавидели.

А вот пустые сердца им приходились очень даже по вкусу.

* * *

Итан чувствовал себя совершенно незащищенным, стоя вот так, на пересечении центральных улиц города. Он был как на ладони. Прохожие оборачивались, шептались за его спиной и пожимали плечами. Серость действительно бросалась в глаза. Окделл попытался слиться с ближайшей стенкой, но не посмотрел под ноги, и пришлось отдирать от подошв целый ворох блестящих на солнце лент. Интересно, что это была за кассета, раз кто-то так яростно выдрал и выбросил все ее содержимое? Какой-нибудь христианский рок? Итан еще раз обеспокоенно огляделся. Оставалось надеяться, что Кэйлин не опоздает, хотя по всему выходило, что она уже почти это сделала. Часы показывали четыре минуты двенадцатого: близилось время обеда, и Окделл начинал нервничать. Людей на улице ощутимо прибавилось.

Он простоял еще десять минут, прежде чем понял, что за ним наблюдают. Темные очки, к счастью, скрывали глаза Окделла, и он смог разглядеть незнакомца, не опасаясь себя выдать.