Итан слушает

Незнакомец отстранился, взял Кэй за плечи и поймал ее испуганный взгляд. Маска-череп и человеческое лицо с резкими чертами теперь наслаивались друг на друга. Запекшаяся кровь на потемневших волосах и чистые медные пряди. Приплюснутые крылья носа и темный провал в звериной кости. Мертвый зверь и человек, что-то бо́льшее, чем человек. Или что-то меньшее? От любого существа веяло силой. Даже от Кэйлин ею веяло. Этот же словно лишился чего-то важного, а потом получил замену – и не понять, что лучше.

Был ли это выбор? Было ли это принуждение? Была ли это боль?

– Видишь? Стоит бояться, правда? – Мужчина ухмыльнулся и опустил руки.

Взгляд Кэйлин скользнул вниз, чуть вбок, и в догорающем закате, словно созданном для правды, она произнесла:

– У тебя из кармана торчит женское белье.

Незнакомец рассмеялся и затолкал кусочек красной ткани подальше. Лучшего знакомства и не придумаешь.

Он назвался дядей Мишей и не сказал, откуда ему столько известно. Впрочем, мало ли в Мэпллэйре тех, о ком нельзя толком рассказать? Кэйлин уже слышала шепотки мертвых богов – может, она наконец-то научилась их видеть?

Он был страшный и забавный, и он всех их спас. Истинное зло не спасает, даже если у него есть на то веские причины.

А еще от дяди Миши пахло настоящей любовью.

* * *

Итан проснулся в своей кровати – той самой, под которой прятал горы журналов с комиксами. Голова не гудела, тело не ломило, воспоминания не возвращались с болезненным скрипом, и Окделл с облегчением выдохнул. Сон. Как ему и хотелось все это время… Или уже не хотелось?

На старом электронном будильнике светилось «7:17». Жаль, что он не показывает день недели – похоже, пора прикупить новый. Итан влез в валяющиеся у кровати тапочки, выхватил из шкафа полотенце и пошлепал в ванную.

Там, у раковины, лежал черный пакет – раскрытый и полный денег. На зеркале кто-то оставил записку со стрелочкой и надписью «Первая супергеройская зарплата».

И тогда Окделл окончательно проснулся.

* * *

Элис очнулся в своей кровати и не обнаружил поблизости ни следа висельников. Сад Макмилланов был чист, насколько вообще может быть чистым поле битвы, где танцевал Бригадир. Ничего больше не напоминало о кровавом закате и треске оживших корней – кроме того, что еще год Элис будет видеть кошмары.

А потом он однажды проснется с въевшимся в руку кольцом из плотной черной коры.

Дерево будет расти, опускаться все ниже, проникать все глубже в кости и мышцы. Элис Макмиллан, отмеченный печатью Ахоркадо, будет уходить в ночь, чтобы встретить чужие кошмары. Его мир преобразится, и наследие предков проснется. Оно дремало слишком много поколений, но теперь хитрые горные жрецы, юркие и жилистые носители мудрости затребуют свое: их не остановит океан, их не остановит время. Тех, кто познал тринадцать плотских смертей и тридцать три духовных, уже ничто не может остановить.

Но прежде чем Элис наденет широкополую шляпу, вырежет четки и щит-трикуэтру, пройдет много времени. Пока же Макмиллан не умеет искать тайных троп и не проглатывает отбившихся от стаи болотных огоньков. Ему четырнадцать, он влюблен в свою учебу и не хочет разочаровывать родителей. В конце концов, он может задвинуть подальше воспоминания о деревянных лицах без черт, сделать так, чтобы жили они только в его снах. Может даже забыть о сером мальчике с непробиваемой кожей и девочке, которая не умирает.

Двое странных ребят ведь ничего не потребовали – и не потребуют – взамен. Сколько раз Элис будет думать о том, чтобы прийти, оставить у кого-нибудь из них под дверью немного денег, торт, хотя бы новенькие кроссовки – а в результате не сделает ничего. Адреса рядом с телефоном в газетной заметке, конечно, нет. Потом Элис потеряет и номер.

А через пару месяцев его семья переедет на юг, в Эшвуд, и благодарность Элиса так и не станет материальной.

История пятая Танцуй, Кэйлин!

#Глава 1

Она была прекрасна.

Желтый цвет, холодный, совсем не солнечный, должен был сделать ее похожей на статую или труп, но на самом деле удивительно ей шел. Подчеркивал линии тела, оттенял темную бурю волос и пожар кожи. Может, все дело было в фасоне платья. Может, в ее голосе. А может, в том, что она не шумела в библиотеке.