Итоги № 1 (2012)

— Одновременно с работой редактором в издательстве я на филфаке читал лекции по истории литературы. А на созданном отделении журналистики не было преподавателя зарубежной журналистики, и эту должность предложили мне. К 1951 году, когда я окончил аспирантуру и защитил кандидатскую, уже вовсю читал лекции для будущих журналистов. В 1952 году основали факультет журналистики, а в феврале 1953 года он получил право создавать новые кафедры, и я перешел сюда на полную ставку. Правда, именно в тот момент моя судьба могла кардинально измениться и пойти по партийной линии, но этому помешала сама Фурцева. Я входил в комитет комсомола Института иностранных языков. Там меня приняли в партию и хотели продвигать по этой линии, для чего вызвали на бюро райкома, секретарем в котором была Фурцева. Очень приятная женщина, вежливая, такой нормальный партийный бюрократ. Посмотрела она на меня, 18-летнего, и говорит: «Молод еще, пускай работает в комсомоле». Кстати, много лет спустя я руководил дипломной работой ее дочери…

Фурцева не дала мне ходу, а я и не возражал, поскольку, честно говоря, особо в партийную деятельность не стремился. Потом, правда, мне снова предлагали партийную работу — в международном отделе ЦК. Я даже заполнил необходимую анкету и благополучно забыл об этом. Вдруг через какое-то время звонок: «Выходите на работу». Я учился в аспирантуре и сказал, что должен поговорить со своим руководителем. Пошел к профессору Геннадию Николаевичу Поспелову, и он сказал без обиняков, хотя, наверное, и рисковал: «Нечего там делать, учитесь в аспирантуре». Я позвонил и отказался. Об этом решении не жалею до сих пор. Мне всегда было интереснее заниматься журналистикой и литературой.

— Эти события происходили в середине 50-х. Умер Сталин, прошел ХХ съезд, началась оттепель. На характере «новорожденной» советской журналистики это не могло не отразиться.

— Еще как отразилось! К тому времени, как был развенчан культ личности, я стал заместителем декана по заочному отделению и помню выступление на факультете секретаря ЦК по идеологии Дмитрия Шепилова. «Нужно менять журналистику,— говорил он, — пора перестать называть американских журналистов акулами империализма». У прессы, по его словам, появляются другие задачи, она должна поднимать внутренние проблемы, главная из которых — накормить народ. Слушать все это было чрезвычайно интересно, студенты воодушевились — они устраивали собрания, где очень резко выступали в защиту решений XX съезда, практически взбунтовались против некоторых преподавателей, которые, с их точки зрения, придерживались консервативных взглядов. В первую очередь это касалось преподавателей истории и партийной советской печати, чей курс во многом основывался на решениях партии. Студентам хотелось нового, и они открыто об этом говорили. Я отлично помню, как на собрании в Коммунистической аудитории — сейчас она называется Чеховской — горячо выступала наша студентка Оля Кучкина, которая впоследствии стала известной журналисткой. Правда, вскоре страсти поутихли. Райком партии устроил разбирательство, которое повлекло за собой отчисление студентов. Особенно активных отчисляли за различные прегрешения, например за то, что кто-то не пошел на выборы. Спорить с чиновниками было очень трудно, и мы, увы, не могли помешать отчислениям. Впрочем, все эти события подробно описал в своем романе «От весны до весны» преподаватель нашего факультета Василий Петрович Росляков. Но с другой стороны, в результате волнений было принято решение издавать факультетскую газету «Журналист», которая выходит до сих пор. Так мы пытались создать условия для новой журналистики, которую требовали студенты. Тогда же построили типографию, которая располагалась в здании на Моховой, 11.

После смерти Сталина территории Московского университета расширились, и факультеты начали переводить из центра на Ленинские горы. Переехали естественно-научные факультеты. Но гуманитарным факультетам, которые оставили в исторических зданиях, все-таки было тесновато. Тогда решили возвести первый гуманитарный корпус. Когда его построили, все известные факультеты получили в нем площади. Тогда всем хотелось находиться на Ленинских горах, потому что преподавателям там давали квартиры. В новый корпус переехал и экономический факультет, который как раз занимал нынешнее здание факультета журналистики. В результате это здание — аудиторный корпус по Моховой, 9 — никто не хотел брать. Мы ничего не просили, а просто скромно сказали, что хотели бы тут разместить журфак. И нам его отдали без боя, тихо-спокойно. Зато сейчас многие возмущаются, что журналисты получили историческое здание.