Итоги № 13 (2012)

Не так давно министр образования и науки Андрей Фурсенко озвучивал «Итогам» идею создания сетевых учебных заведений по всей стране, работающих по принципу сети отелей: везде одинаковые уровень требований и качество услуг. Идея заглохла, а жаль. Тем более что она имеет поддержку снизу. Так, Ольга Ярославская видит будущее в школьных кластерах: «Мы объединились с двумя митинскими школами. Идея — отработать модель кластера, где к благополучным школам присоединялась бы одна неблагополучная. Туда можно направлять опытных учителей, передавать свои ноу-хау. Но для этого у нас должны быть полномочия, которых пока нет».

Можно пойти по американскому пути. В учебные заведения, расположенные в бедных районах, целенаправленно привлекаются более сильные учителя — им повышают зарплату, двигают карьерно. Но какую бы стратегию мы ни выбрали, это должны быть планомерные действия, не предполагающие смены правил во время игры. И лишь после этого можно раздавать школам очки и баллы. А пока стоит пользоваться старыми проверенными рейтингами — людской молвой и собственной интуицией.

Архитектура сердца / Общество и наука / Наука

Архитектура сердца

/ Общество и наука/ Наука

«Со временем мы научимся выращивать из клеток человека крошечные «заплатки», которые помогут исправить проводящую систему сердца», — утверждает профессор Киотского университета Константин Агладзе

 

Ученые-соотечественники, когда-то уехавшие из России, сегодня возвращаются на родину, чтобы создавать исследовательские подразделения на месте тех, что пришли в упадок. Что это — прекраснодушные настроения или холодный расчет? Профессор Киотского университета Константин Агладзе, создавший новую лабораторию в Московском физико-техническом институте, считает себя в первую очередь участником эксперимента.

— Константин Игоревич, ваша специализация называется «биофизика возбудимых сред». Если честно, не очень понятно, что это такое.

— Многие ученые на Западе, услышав, чем я занимаюсь, тоже начинают расспрашивать. Почему-то считается, что биофизики должны изучать что-то на стыке биологии и молекулярной физики-химии. Мой предмет другой: исследования на системном уровне. Я начал заниматься этим еще в начале 80-х, когда на шестом курсе физтеха попал в институт биофизики в Пущине. Кстати, ставок в лаборатории, в которую я хотел попасть, не было, поэтому два года проработал в соседней, помогая разрабатывать «лучи смерти».

— Что-что, простите?

— В те годы пытались научиться убивать микроволновым излучением. Но потом я все же перешел к мирным задачам и начал изучать спиральные волны в сердце, являющиеся причиной фибрилляции — самой опасной из всех аритмий, при которой происходит несинхронное сокращение клеток миокарда. Кровь циркулирует внутри желудочков и практически не попадает в аорту. Человек может быстро погибнуть. Чтобы понять, как бороться со спиральными волнами, нужно было смоделировать этот процесс. Но компьютерное моделирование находилось тогда в зачаточном состоянии. И я стал работать с модельными системами — автоволновыми химическими реакциями. Еще до отъезда за границу я сделал несколько работ на эту тему, в том числе опубликованных в Nature и Science. Однако к тому, чтобы раскрыть секрет фибрилляции, мы приблизились нескоро. Однажды мне поступило предложение из Университета Джорджа Вашингтона заняться волнами на культуре ткани. Технологии достигли такого совершенства, что мы смогли наблюдать волны возбуждения в клетках. Ставить им флуоресцентные метки и с помощью высокочувствительных камер видеть волну.

— Каким образом?