Раз в неделю Петр Аркадьевич отправлялся на катере в Петергоф с докладом государю. Дети сопровождали отца до пристани. Один из чиновников нес его тяжелый портфель, который был забронирован и мог служить щитом. Петергофское бдение порой затягивалось на всю ночь. Однажды, рассказывают, государь вызвал в три часа утра дежурного камердинера и попросил принести пива и сэндвичей с ветчиной и сыром — по три штуки для него и для Петра Аркадьевича. Дед говорил, что, когда им это рассказывала мать, он еще подумал, что государь скуповат: мог бы предложить и более обильное угощение. А еще дед вынес мнение, что царь был очень упрямый и очень трудоспособный.
Кстати, с царским угощением у моего деда связано одно личное воспоминание. Был в Петергофе какой-то официальный прием. Придворные лакеи разносили на подносах различные яства. Петр Аркадьевич засунул в карман большую конфету. Заметив этот жест, государь улыбнулся: «Вероятно, это вы припрятали для вашего сына. Так вот, скажите ему, чтобы он конфету не съел, но хранил ее бережно». Конфету мальчику вручили, и два дня он держался, а на третий встал утром пораньше, тихо крадучись, вышел из дворца, и в кустах съел запретную конфету. К счастью, о судьбе конфеты его так никто и не спросил.
От того времени в семье сохранилась фотография, снятая на широкой террасе Елагинского дворца. Маленький Аркадий с грозным и воинственным видом сидит на деревянной лошадке. Стоящий сзади Столыпин держит руку на его плече. Рядом сестра деда Наталья. Сидящая на земле на другом конце снимка Ольга, как я уже сказал, была убита большевиками в 1920 году.
М. К.: Как вспоминала Мария, случившееся стало для него большой моральной драмой. После того дня он сильно переживал за собственных детей, за всех убитых и искалеченных — а тогда на месте погибло 24 и было ранено более 30 человек. Столыпин считал себя косвенным виновником их страданий и смерти. Однако на людях выглядел собранным и спокойным.
А. С.: Дед вспоминал, что Петр Аркадьевич почти не знал страха. Да и в тот роковой вечер в Киевской опере, когда в него в упор выстрелил Богров, он стоял один, без охраны, прислонившись к рампе. Он относился к этому равнодушно, зная, что рано или поздно будет убит.
А. С.: У него были проблемы со здоровьем, но ему, как у нас в семье принято считать, приходилось отодвигать заботы о нем, потому что большая государственная работа не давала возможности заняться лечением болезней.
М. К.: Мария с особенным чувством вспоминала лето 1911 года, когда Петр Аркадьевич впервые за многие годы проводил свой отпуск в имении Колноберже в кругу семьи. Присматриваясь к отцу в это последнее лето его жизни, она отмечала, как он устал, чувствовалось, что ему нужен полноценный отдых. Гуляли по саду, и Мария помнит, как отец, обращаясь к супруге, сказал: «Скоро уезжать, а как мне тяжело на этот раз, никогда отъезд мне не был так неприятен».
А. С.: Дед придерживался версии, что Богров был двойным агентом — сотрудничал с полицией и одновременно с эсерами. Удивляет в этой связи и то, что сыск не был поставлен должным образом.
М. К.: Мария рассказывала, что ее мать Ольга Борисовна не сомневалась: в этом был замешан царь, завидовавший популярности Столыпина, опасавшийся его и потому стремившийся от него избавиться. Согласитесь, странно, что охранка прозевала покушение. И потому, когда царь приехал в больницу, чтобы навестить смертельно раненного премьер-министра, Ольга Борисовна просто не пустила его к мужу. А когда Столыпина хоронили в Киево-Печерской лавре, люди якобы слышали слова царя: «Прости меня, Столыпин, прости». Если это на самом деле так, то это ужасно, но достоверно знать мы не можем. До сих пор это тайна.
А. С.: Дед мне говорил об этом. Есть такое ощущение, что Петр Аркадьевич все время порывался уйти из политики, но перевешивало государственное служение.