Итоги № 25 (2012)

— Когда работа над книгой «Жизнь науки» подходила к концу, меня пригласили принять участие в подготовке учебного кино для школьников. Было сделано два фильма о законе сохранения энергии и законе сохранения импульса. После этого я получил предложение комментировать научно-популярное кино на телевидении. Тогда существовало хорошо налаженное производство научно-популярных фильмов: были студии в Москве, Ленинграде, Киеве, очень хорошая студия в Свердловске. Снимали там много и качественно, и на телевидении решили сделать эти работы доступными широкой аудитории. Моя роль сводилась к тому, что я должен был говорить: давайте посмотрим фильм про тараканов, про металлы и так далее. Довольно скоро оказалось, что это не очень-то интересно — ни мне, ни зрителям. И тогда возник тот формат, который существует и сейчас — с тех пор он практически не изменился, — передача о месте науки в современном мире. Идея принадлежала Жанне Фоминой — по ее инициативе также появились такие передачи, как «Клуб кинопутешествий» и «Кинопанорама». Она умела находить людей, которые обеспечивали высокий уровень программ. Для меня это было непростое решение. Помню, я спросил у известного физика, члена президиума АН СССР Льва Арцимовича, идти ли мне на телевидение. «Попробуйте, — ответил он, — но стоить это вам будет дорого. Это неизбежно отразится на отношении к вам коллег-ученых и разрушит вашу академическую карьеру». Так оно и оказалось. Но, по-моему, это стоило того: ведь я получил трибуну, откуда перед громадной аудиторией можно говорить о проблемах науки и общества — тех проблемах, которые я много обсуждал и с Львом Андреевичем, и с моим отцом. Думаю, что без этой домашней работы мне было бы трудно вести свои передачи и рассчитывать на их успех.

— Как к телекарьере отнесся ваш отец?

— Скептически. Журналистов он считал недостойными собеседниками и почти никогда не давал интервью. Даже когда в 1978 году получил Нобелевскую премию, спасался от прессы в Барвихе, в правительственном санатории. А я за него отдувался, должен был отвечать на все вопросы журналистской братии, а потом докладывать обо всем отцу. Но иногда журналисты все же пробирались к нему. Как-то я приехал в Барвиху и застал отца в парке на скамейке с одной очень эффектной дикторшей с Центрального телевидения. Когда я подошел, она заулыбалась: «Смотрите, какой у вас знаменитый сын». Отец ответил: «Это я знаменитый, а он только известный».

Название передачи предложила Ирина Александровна Железова, которая была старшим редактором всего отдела. Оно происходило из научно-популярного фильма, снятого Киевской студией. Название показалось привлекательным и закрепилось на долгие годы. Работа над программой меня увлекла. Очень много сил и времени ушло на овладение собой: надо было научиться держаться, думать и говорить перед камерой. В этом мне очень помогло терпеливое, полное веры в успех отношение моих коллег — профессионалов телевидения. Многие говорили мне: «Зачем вещи, которые известны любому кандидату наук, рассказывать устами великого академика или Нобелевского лауреата?» Может быть, кандидат что-то расскажет даже лучше, но магия личности является решающим фактором на телевидении. Иногда я и сам удивляюсь тому, как люди воспринимают телевидение. С моими родителями жила старушка Марья Сергеевна, помогала им по хозяйству, замечательно готовила. Как-то мы с ней вместе смотрели одну из моих первых передач. И вот она, сидя рядом со мной на диване, спрашивает: «Сергей Петрович, когда вы там говорите, вы же меня видите?» Думаю, что она была не одинока.

С самого начала мы отказались от написанного текста: хорошо продуманные тезисы и ясная голова — вот с чем нужно приходить в студию. Передача записывалась на видеомагнитофон; тогда не было современных возможностей видеомонтажа. В большинстве случаев надо было мгновенно включаться после показа очередного кинофрагмента и так же четко подводить к следующему. Иногда сигналом к тому, что через шесть секунд я закончу говорить, служил мой жест — я снимал очки. В других случаях я должен был точно уложиться в окно. Такие жесткие рамки заставляли очень дисциплинировать речь. Рекордным был случай, когда часть фильма была вынута из передачи и надо было срочно заполнить это место рассказом на семь минут восемь секунд. Я смог относительно складно говорить, не глядя на часы, и уложить рассказ в семь минут четырнадцать секунд!

— Наверняка крупных ученых заполучить было не так-то просто…