Итоги № 42 (2013)

— Ну да, в академических кругах мне настучали по голове. Спрашивали: «Хоть за достойные деньги продался?» Я и не скрываю, что одной ногой постоял в своеобразном оперном капустнике. Хотя знаю людей, которые именно после этого телешоу впервые пришли в оперу. Как в старом анекдоте: «Оказывается, это ария, а не мелодия из мобильника». Мы ведь не утверждали, будто Филипп Киркоров и Ани Лорак должны петь в Большом театре. Ну и кроме того, я не с любой реакцией публики готов согласиться. Даже из партера. Сейчас, увы, почти нет зрителей, которые шли бы на спектакль, чтобы самостоятельно думать, анализировать, вникать в смысл происходящего на сцене. Основная масса жаждет получить удовольствие: «Сделайте мне приятно!»

— Зал полон, а зрителей нет?

— Не хочу никого обижать, но порой слышу, мол, сходил на «Евгения Онегина», а там такой ужас, такой ужас! Тянет спросить: уважаемый, вы афишу видели, знаете, чья постановка? Когда таблетку пьете, наверное, сначала описание препарата читаете? Или глотаете, не глядя, беленькое и кругленькое в надежде: вдруг поможет? Снотворное вряд ли избавит от головной боли или запора. У каждого режиссера свой язык, манера. На берегу поинтересуйтесь, чтобы потом не сетовать и не разочаровываться. На сайте одного из театров зрительница написала отзыв, ставший в нашей среде хрестоматийным анекдотом: «Сходила в оперу. Как говна объелась». И подпись: «Профессор Петрова». Что тут добавить?

Да, есть группа людей, которая обслуживает ряд провинциальных и не только театров, где им говорят: «Хотим «Аиду» со слонами, тюрбанами на головах, золотом и опахалами». И кто-то это делает. О себе могу сказать: в театре специально под заказ не работаю. Либо поддерживаю предлагаемое название, поскольку сам думал об этом произведении, либо отказываюсь. Да, в силу профессии смогу поставить что угодно. Хоть «Чиполлино», хоть «Улисса». Спектакль может получиться более или менее удачным, пошлым или остроумным, но я должен испытывать интерес к материалу, чтобы взяться за постановку. Нельзя с холодным носом препарировать произведения композиторов, которые вкладывали в музыку душу и личные интимные проблемы. Это как в центре реабилитации. Входит человек и говорит: «Здравствуйте, Меня зовут Дмитрий Шостакович, вот моя история». А я отвечаю: «Добрый день! Вася. Вот моя…» В результате может что-то склеиться, получиться честная работа. Когда же тебе все равно, что Катерина Измайлова, что Чио-Чио-сан, трудно рассчитывать на взаимность.

— Впечатление, что вы ее особо не ищете.

— Ошибаетесь. Никогда не стремился кого-то шокировать, тем не менее после первых же моих работ заговорили, что это смотреть невозможно, мол, Бархатов современный режиссер, а молодые не смыслят в опере. Другие критики упрекали в излишней академичности. В какой-то момент устал объяснять и доказывать, поняв бессмысленность занятия. Пока не придумал форму отказа от интервью, но это необходимо сделать. Я сказал уже все, что мог и хотел, нужна пауза. По сотому разу повторять, как в школе играл на балалайке и случайно поступил на музыкальную режиссуру в РАТИ с подачи будущего мастера? Новых подробностей не вспомню, а упражняться в красноречии, раскрашивая словесными оборотами одну и ту же историю, несолидно. К тому же, что бы ни рассказывал, при вводе в интернет-поисковик моей фамилии чаще всего всплывают три темы — жена, родители и гей. Это волнует аудиторию в первую очередь. Про оперные постановки в топах поиска нет ни слова…

Впрочем, и на Западе жалуются, что интерес к опере снизился, правильного зрителя стало меньше, хотя, к счастью, он есть. Мир столкнулся с кризисом режиссерского языка, от которого зависит, куда дальше пойдет театр. Было, казалось бы, все — классика, символизм, реализм, увлечение техническими наворотами. Теперь надо понять новую форму. На Западе смелее идут на эксперименты, но за последний год ничего до глубины души меня не потрясло, свежим ветром с ног не сбило. Вот так чтобы ах! Раньше тон задавала Германия, сейчас она несколько потеряла темп, хотя это по-прежнему самая оперная страна в мире. Там в каждой деревне готовы ставить «Кольцо нибелунга». Уверен, в Германии русских опер играют больше, чем в России. Не случайно и мировая премьера «Идиота» Мечислава Вайнберга прошла не так давно в Мангейме. Опера, к слову, гениальная! Я четыре часа сидел затаив дыхание.

— Хочется попробовать там свои силы, Василий?

— Уже делаю первые шаги. В том же Мангейме будет моя постановка…

— Может, для вас Михайловский — окно в Европу?